Главная Каталог статей Полезные ссылки Поиск по сайту Гостевая книга Добавить статью

Главная arrow Лекции arrow Американские школы эмпирической социологии 

Глава 10. Роберт Мертон и функционалистская методология
Рейтинг: / 0
ХудшаяЛучшая 
23.02.2011 г.

Темы:

·       Роберт Кинг Мертон (р. 1910). Социологический функционализм. Типы социологических теорий. Системный подход в истории социологии. Социологические теории среднего уровня как методоллогическая основа эмпирического исследования. Явные и латентные социальные функции.

·       Одиннадцать характеристик функциональной парадигмы в социологии (по книге Р.Мертона "Социальная теория и социальная структура"). Социальная теория и эмпирические исследования.

·       Социальная структура и аномия. Пять реакций индивида по отношению к социальной структуре. Бюрократические структуры и личность.

·       Роль интеллектуалов в бюрократических структурах.

·       Теория референтных групп.

·       Социология знания. Парадигма социологии знания. Социальный конфликт в социологической теории. «Внешний» и «внутренний» наблюдатель в исследовании.

·       Социальный и культурологический контекст науки. Взаимодействие науки и технологии. Нормативная структура знания. Пуританизм и теория науки. Наука и социальная упорядоченность. Процесс оценки в науке. Параметры оценки эффективности научных исследований. Система стимулирования научных исследований. Научные приоритеты. Структуры поведения ученых. Социология личности ученого.

·       Методология эмпирического исследования. Теоретическая функция исследования.

·       Принцип "Серендипити" (случайного открытия). Обратное воздействие эмпирического исследования на теорию. Смещение фокуса теоретического интереса. Прояснение исследовательской концепции.

·       Исследования пропаганды на радио и в киноиндустрии (Р.Мертон и П.Лазерсфельд). Средства анализа пропаганды. Контент-анализ. Анализ обратного воздействия (эффект бумеранга). "Технологическая" пропаганда или "пропаганда фактов".

Литература

Американская социология сегодня. М., 1972.

Беккер Г., Босков А. Современная социологическая теория. М., 1961.

История социологии в Западной Европе и США. М., 1993.

Мертон Р. Социальная структура и аномия // Социологические исследования. 1992.№ 2-4.

Мертон Р. Социальная структура и аномия // Социология преступности. М„ 1967.

Мертон Р. Эффект Матфея в науке. Накопление преимуществ и символизм интеллектуальной собственности // THESIS. 1993. № 3.

Мертон Р. Явные и латентные функции // Американская социологическая мысль. М., 1994.

Очерки по истории теоретической социологии XX века. М., 1994.

Покровский Н.Е. Одиннадцать заповедей функционализма Робер­та Мертона // Социологические исследования. 1992. № 2.

Покровский Н.Е. Проблема аномии в современном обществе. М., 1995.

Покровский Н.Е. Ранний вечер на Утренних холмах. Субъективные заметки о Роберте Мертоне // Социологические исследования. 1992. № 6.

Социология сегодня: проблемы и перспективы / Р.Мертон и др. М., 1965.

Тернер Дж. Структура социологической теории. М., 1985.

Штомпка П. Роберт Мертон: динамический функционализм // Современная американская социология. М., 1994.

R.K.Merton. Social Theory and Social Structure. N.Y. 1948 (1963).

Мертон (Merton) Роберт Кинг (р. 1910) — американский социолог, один из ведущих теоретиков структурного функционализма, почетный профессор Колумбийского университета. Мертон внес важный вклад в развитие теории и методологии социологии, изучения социальной структуры, социологии науки, социологии медицины, исследования бюрократии, социальной дезорганизации и девиантного поведения, массовой коммуникации и т. д. В разработанной им стратегии построения «теорий среднего уровня» подчеркивается необходимость постоянно опираться в развитии теории на эмпирические исследования. Под руководством Мертона было проведено много прикладных исследований на самые разные темы; в 40-е годы он руководил (совместно с П. Лазарсфельдом) Бюро прикладных исследований Колумбийского университета. Его работа на этом поприще сыграла важную роль в повышении авторитета эмпирической социологии в США.

 

Роберт Мертон и Патриция Л. Кендалл

Фокусированное интервью[1]

В течение нескольких лет специалисты Бюро Прикладных Социальных Исследований проводили индивидуальные и групповые интервью, исследуя социальное и психологическое воздействие средств массовой коммуникации - радио, печати и кино. Из этого опыта был выделен особый тип исследовательского интервью, который по своим отличительным характеристикам получил название  - «фокусированное интервью».

Фокусированное интервью отличается от других типов интервью, несмотря на очевидные сходства. Следующие характеристики дают общее представление о данном типе интервью:

1. Об интервьюируемых должно быть известно, что они являются участниками особой ситуации: они посмотрели определенный фильм, прослушали радиопрограмму, прочитали памфлет, статью или книгу; были участниками психологического эксперимента или определенной социальной ситуации, которая не была контролируемой, но находилась под наблюдением.

2. Гипотетически значимые элементы, типы и общая структура исследуемой ситуации были заранее  проанализированы исследователем. После проведения контент-анализа исследователь выдвигает ряд гипотез, касающихся значения и воздействий определенных элементов ситуации.

3. На основе этого анализа исследователь проектирует опросный лист интервью, который содержит вопросы, отражающие исследовательские задачи и гипотезы. Они указывают на связи между фактами, которые должны быть проверены в процессе интервью.

4. Интервью фокусируется на субъективных переживаниях людей, участвующих в анализируемой ситуации. Характер сообщений опрашиваемых о своих реакциях на ситуацию дает исследователю возможность:

a) проверить обоснованность гипотез, полученных на основе контент-анализа и социально-психологической теории и

b) зафиксировать неожидаемые реакции на ситуацию, которые способствуют возникновению новых гипотез.

Из этого краткого обзора видно, что необходимой предпосылкой проведения фокусированного интервью является анализ ситуации, в которую вовлечены опрашиваемые участники этой ситуации.

Интервьюер, заранее проанализировавший ситуацию, на которой фокусируется интервью, находится в особенно выгодном положении для выяснения важных деталей исследуемой ситуации. Обычно глубинное интервью связано с  реминисценциями опрашиваемых по поводу своих переживаний. Однако в фокусированном интервью интервьюер может, когда это целесообразно, играть и более активную роль: он может использовать более точные словесные реплики или намеки на стимулы и даже может, как мы увидим, воспроизвести  воздействие отдельных условий. В подобных случаях обычно сами опрашиваемые хотят сообщить о необходимых исследователю реакциях и переживаниях.

 

Использование фокусированного интервью.

Фокусированное интервью изначально применялось для решения конкретных задач исследования воздействия средств массовой коммуникации и пропаганды. Описание этих задач появилось в подробных монографических исследованиях (case-study) профессора Герты Херцог, которые сосредоточились на изучении вознаграждений, учрежденных слушателями в таких радиопрограммах как дневные сериалы и викторины. Исследовательский интерес сконцентрировался на анализе реакций на разные памфлеты, радиопрограммы и кинофильмы.  Во время войны профессор Херцог и старший автор настоящей статьи получили задание от нескольких военных агентств изучить психологическое влияние идеологических механизмов, задающих особый моральный настрой. В процессе этой работы применялось и разрабатывалось фокусированное интервью, где они и приобрело некоторые стандартизированные черты.

Первичной, хотя и не главной, целью фокусированного интервью было обеспечить основу для интерпретации статистически значимых последствий влияния средств массовой коммуникации. Но особенно успешно использовались фокусированные интервью в экспериментальном изучении воздействий средств массовой коммуникации. Особенности применения интервью могут быть кратко проиллюстрированы через описание преимуществ фокусированного интервью:

1.   Установление эффективных стимулов;

2.   Интерпретация расхождений между ожидаемыми и реальными последствиями изучаемого воздействия;

3.   Интерпретация расхождений между основными последствиями и последствиями среди подгрупп - «девиантные случаи»;

4.   Интерпретация процессов, вовлеченных в экспериментально выведенные последствия.

        1. Экспериментальное изучение последствий сталкивается с проблемой спецификации стимулов, то есть с проблемой определения той переменной, например, x или типа x, в общей ситуации воздействия, которая ведет к наблюдаемым последствиям. Но по причине практических трудностей, это требование часто невозможно выполнить в рамках психологических или социологических экспериментов. Поэтому за экспериментальную «переменную» принимается относительно недифференцированный комплекс факторов - «эмоциональные влечения», «противоречивые побуждения» и «политическая пропаганда». А это сравнимо с утверждением, что «проживание в тропиках - причина высокой заболеваемости малярией»; это верно, но не точно. Но какими бы грубыми ни были эти процедуры сначала, они должны быть выполнены для того, чтобы обнаружить причинно значимые аспекты общей стимулирующей ситуации. Так, Гознелл провел искусный эксперимент по «стимуляции голосования», в котором экспериментальным группам постоянных жителей двенадцати районов Чикаго были разосланы «индивидуальные беспартийные листовки», призывающие регистрироваться и голосовать. Приблизительно эквивалентные контрольные группы не получили таких листовок. Было обнаружено, что экспериментальные группы голосовали гораздо активнее. Чем показателен этот результат?  На что среагировали экспериментальные группы? Было ли это следствием беспартийного характера полученных призывов, ясности инструкций, которые они получили, следствием воздействия особых символов и призывов, использованных в листовках, или следствием чего-то другого? Пользуясь выражением самого Гознелла, «какие же стимулы были протестированы»?

Согласно проекту эксперимента, ответ этот вопрос мог бы быть получен после проведения серии последовательных экспериментов, с помощью которых можно было бы проверить воздействие каждого из гипотетических факторов. На практике такая серия социальных экспериментов ставит ряд проблем: затрата значительных средств на организацию, оплату труда персонала, но главное - такая процедура предполагает, что экспериментатор должен не ошибиться и точно обнаружить те типы стимулов, которые характерны для изучаемой ситуации. Фокусированное интервью может служить надежной и более или менее адекватной заменой такой серии экспериментов. И несмотря на то, что точность исследования страдает, фокусированное интервью способствует появлению плодотворных гипотез относительно реакций индивидов. С помощью фокусированного интервью Гознелл, например, вероятно смог бы установить, какие элементы в его «беспартийных» листовках разных видов оказали воздействие на различные сегменты экспериментальных групп. Интервью этого типа обеспечивает хотя бы первоначальное решение тех проблем, которые  прежде считались лишь спекулятивными или вообще не попадали в фокус внимания ученых.

2. Необходимо объяснить или интерпретировать наблюдаемые последствия. Ведь довольно часто случается, что экспериментатор обнаруживает расхождение между наблюдаемыми и ожидаемыми последствиями, последние из которых планировались на основе предыдущих находок и ранее сформулированных теорий. Также исследователь может обнаружить, что одна группа испытывает последствия, которые отличаются от тех, что наблюдаются среди остальных экспериментальных групп. До тех пор пока исследование будет оставаться конгломератом не интегрированных эмпирических данных, будет необходимо делать некоторые усилия для того, чтобы объяснить такие «противоречивые» результаты. Однако реальная трудность может заключаться здесь в выборе подходящего объяснения среди широкого ряда post factum интерпретаций девиантных фактов. Фокусированное интервью обладает в этом случае большой инструментальной ценностью. Например:

Изучение Розенталем влияния «прорадикальной»  кинопропаганды на социально-экономические установки (attitudes) студентов колледжа является примером расхождения между ожидаемыми и реальными последствиями. Он обнаружил, что большая часть опрошенных согласились с утверждением, что «радикалы - враги общества», после того, как они посмотрели фильм. В случае, когда бывают получены кажущиеся парадоксальными результаты, обычно следует такое «объяснение»: «Негативный эффект пропаганды можно отнести к просмотру сцен, показывающих ортодоксальных ораторов и марширующих демонстрантов».

Ясно ad hoc[2], что эта интерпретация является спекулятивной, однако  фокусированное интервью поможет уточнить и скорректировать такие объяснения. Интервью может показать, как аудитория действительно реагирует на «ораторов и марширующих демонстрантов». В этом случае исследовательское предположение может стать научным понятием или быть опровергнуто. (Как мы увидим, фокусированное интервью действительно используется для  определения источника так называемых «бумеранговых воздействий» кино, радио, памфлетов и пропаганды в виде карикатур).

Подобный эксперимент Петерсона и Сурстоуна показал неожиданно малое изменение в установках старшеклассников, которые посмотрели пацифистский фильм. Исследователи постановили: «...возможно, что фильм «Конец Джонни» слишком сложен для учеников старших классов».

Снова необходимо заметить, что объяснительная способность post factum интерпретации могла бы увеличится, могли бы быть выдвинуты совершенно другие гипотезы, если бы было проведено фокусированное интервью.  Как дети поняли фильм? На что они среагировали в первую очередь? Ответы на эти и подобные вопросы помогли бы получить данные, необходимые для интерпретации непредвиденных результатов.

3. Мы снова вернемся к исследованию Гознелла для того, чтобы проиллюстрировать тенденцию к ad hoc интерпретациям расхождений между доминирующими последствиями и последствиями среди подгрупп («девиантными случаями») и показать конструктивную роль фокусированных интервью  в их преодолении.

Гознелл обнаружил, что большая часть граждан проголосовала в ответ на листовку-призыв «увещевающего характера, содержащего карикатуру и несколько лозунгов», чем в ответ на «фактические» заявления, которые привлекали внимание только к правилам голосования. Но он также обнаружил ряд «исключений», которые вызвали постановку ad hoc гипотез. В преимущественно немецком по национальному составу выборном округе фактическое заявление имело больший эффект, чем «листовка-карикатура» - факт, который сразу привел Гознелла к предположению, что «слово «уклоняющийся от призыва в армию» (slacker) в карикатурном призыве вероятно оживило воспоминания о войне и поэтому не имело успеха в привлечении к голосованию». В чешском и итальянском районах фактические призывы также были более эффективны; но в этих случаях Гознелл  предлагает несколько иное объяснение: «информационные плакаты были более эффективны, чем карикатуры возможно потому, что они были отпечатаны в Чехии (и соответственно в Италии), в то время как карикатуры были напечатаны в Англии». Однако в польском районе фактические призывы, хотя и были отпечатаны в Польше, были менее эффективны, чем листовки с карикатурами.

Коротко говоря, без проведения серии интервью, сфокусированных на проблеме девиантных групповых ответов, исследователь склонен выдавать чрезвычайно необоснованные интерпретации исследуемых явлений. Этот недостаток эксперимента Гознелла, хотя и по праву оцененного Катлин как исключительно хорошо спланированного исследования, тем более просматривается в большинстве социальных и психологических экспериментов.

4. Даже краткие интроспективные интервью, которые проводятся в дополнение к эксперименту, оказываются полезными для изучения процессов, задействованных в экспериментально установленных воздействиях. Так, Зейгарник, в ее хорошо известном эксперименте с памятью и незаконченными задачами (прерванными задачами), столкнулась с тем, что в некоторых случаях неоконченные задачи забывались. А этот факт шел вразрез с ее главными наблюдениями и ее изначально сформулированной теорией. Интервью с испытуемыми, которые демонстрировали такое «противоречивое» поведение, показали, что забытые незаконченные задачи переживались как провалы, неудачи и поэтому субъективно «заканчивались». Таким образом, она получила возможность интегрировать это кажущееся противоречие в свою общую объяснительную схему[3]. Ценность таких интервью становится очевидной и в том смысле, что объяснение, полученное Зейгарник из интервью, побудило Розенцвейга провести серию дополнительных экспериментов, основанных на тех же самых гипотезах, которые возникли из данных проведенных ею интервью.

Розенцвейг экспериментально обнаружил, что многие из опрошенных больше помнят успехи в решении адресованных им задач, чем провалы. Интервью показали, что этот «объективный экспериментальный результат»  связан с тем, что задачи были символически и эмоционально окрашены  разными испытуемыми. Например, одна из опрошенных сказала, что так необходимая ей стипендия зависит «от получения высшей оценки по курсу психологии», откуда она была приглашена для этого эксперимента. Во время теста она была сосредоточена на том, что подумает преподаватель этого курса: «Все, о чем я думала во время эксперимента, была мысль о том, что это тест на интеллект и что он [преподаватель] увидит его результаты. Он все время стоял у меня перед глазами».

Без этих данных гипотеза подавления, которая была выдвинута для интерпретации результатов эксперимента, была бы полностью голословной[4].

Этот краткий обзор вероятно является достаточным для того, чтобы показать функции фокусированного интервью как вспомогательного средства экспериментального исследования, а также его необходимость в изучении реакций на ситуации повседневной жизни.

 

 Цели и процедуры.

Интервью становится плодотворным не в результате автоматического применения фиксированных и рутинизированных процедур и приемов. В то же самое время искусство интервью не является уникальным и непередаваемым. В процессе фокусированного интервью периодически возникают похожие ситуации и проблемы, с которыми можно справиться через освоение доступных специальных процедур. Мы считаем, что мастерство каждого интервьюера, даже не очень опытного, значительно повышается через совершенствование навыка распознавать тип ситуации и через овладение множеством пластичных, хотя и стандартизированных, приемов управления различными типами этих ситуаций.

Более того, в поиске «значимых данных», интервьюер должен развивать способность постоянно оценивать качество интервью в самом процессе интервьюирования. Проанализировав большое количество записанных на пленку интервью, где зафиксированы не только ответы опрашиваемых, но и комментарии интервьюера, мы установили несколько предварительных критериев, с помощью которых можно отсеять из интервью непродуктивный материал. Кратко их можно сформулировать следующим образом:

1. Отсутствие целенаправленного руководства процессом интервью (nondirection): интервьюер должен свети к минимуму собственное руководство процессом интервью и давление на опрашиваемого.

2. Спецификация: то, как опрашиваемые определяют изучаемую ситуацию, должно находить полное и  конкретное объяснение.

3. Область охвата: интервью должно максимизировать сообщения о стимулах и реакциях, воздействие которых испытал опрашиваемый.

4. Глубина и личностный контекст: интервью должно выявлять аффективные и ценностные импликации ответов опрашиваемых, чтобы определить, какое переживание является главным или второстепенным по значению. Оно также должно прояснять релевантный личностный контекст, идиосинкразические ассоциации, верования и идеи.

Эти критерии взаимосвязаны, они представляют собой разные измерения одного и того же материала, полученного в ходе интервью. Каждый ответ может быть классифицирован в соответствии с каждым из этих измерений: ответ может быть спонтанным или вынужденным; расплывчатым и общим или узко специализированным; глубоким, способствующим самораскрытию, или поверхностным и т. д. Но полезно применять эти критерии по отдельности, поскольку они могут выявить направления для оценки потока интервью и предоставить возможность использовать соответствующие приемы.

Для применения каждого из этих критериев существует особый порядок и эффективные процедуры, хотя ко многим из них не прибегают для достижения более, чем одной цели. В данном случае мы можем указать лишь на главную функцию, которую осуществляет каждая из этих процедур и только обозначить их применение для достижения вспомогательных целей. И поскольку эти процедуры в основном получены из опыта клинического интервью, а не из экспериментального тестирования, то они должны рассматриваться только как  предварительные. Поэтому в рекомендациях для интервьюеров мы нашли разумным указать как на типичные ошибки, так и на эффективные процедуры. То же самое мы постарались сделать и в настоящей статье.

 

Критерий спецификации.

В процессе исследования реальной жизни гораздо больше, чем в некотором смысле абсурдных экспериментах с моторной памятью, ощущается необходимость понять те значения, которые индивиды придают разнообразным элементам, аспектам или моделям сложной ситуации, в которой они участвуют. Так, новобранцы в одном из таких исследований рассказали, что кадры документального фильма, показывающие «марширующих нацистских солдат», заставили их почувствовать тревогу: а смогут ли они противостоять германской армии? Такие сообщения не отвечают канону спецификации. Тревога могла быть вызвана впечатлением от непревзойденной мощи, символизируемой массовыми армиями, от «сурового и жестокого выражения» их лиц..., от вида их качественного обмундирования, а также съемок грандиозных и интенсивных военных маневров. Без процедуры спецификации нет возможности выбрать наиболее вероятную из этих интерпретаций.

Акцентируя необходимость спецификации, мы вовсе не имеем в виду, что опрашиваемые реагируют на каждый элемент общей ситуации как на отдельный и изолированный от других. Ситуация переживается «как целое» или как комплекс конфигураций. Индивидуальные модели могут быть восприняты как противоречащие общему фону. Однако, мы не можем удовлетвориться такими поверхностными формулировками, так как должны обнаружить «значимые целостности», на которые реагируют индивиды. Именно критерий спецификации помогает интервьюеру обнаружить эти целостности. Только так  мы сможем получить данные для искомых выводов, на основе которых мы сможем предсказать некоторые реакции. Опрос показал, что как значимое целое краткие сцены в фильме вызвали разные реакции независимо от того, что просмотр-фильма-вместе-с-двумя-тысячами-других был одновременно и «конфигуративным переживанием». Но без погружения в специфические значения важных деталей, мы теряем шанс определить эффективные модели стимулов. Таким образом, акцент на «спецификации» не означает приверженности «атомистическому» подходу в противоположность «конфигуративному», спецификация служит для ориентации интервьюера в поиске значимых конфигураций. Факт избирательной  реакции давно известен и поэтому наша задача заключается в том, чтобы определить, что в материале интервью является обобщенным, а что дифференцированным.

Процедуры. Мы обнаружили, что спецификация сообщений может быть произведена с помощью процедур, предполагающих, что интервьюер осуществляет минимум руководства в процессе интервью.

Кажется трудным, даже невозможным, вновь вернуть в фокус обсуждения глубоко специфические реакции или переживания. Поэтому в интервью, сфокусированных на переживаниях близкого или отдаленного прошлого, естественным образом возникают проблемы, связанные с несовершенством человеческой памяти (упущения, искажения и т. д. ). Экстенсивные эксперименты и клинические исследования показали важность таких ошибок и модификаций в процессе воспоминания. Фокусированное интервью, конечно, способствует проявлению этих «слабостей», однако не в такой мере как диффузные интервью. В методике проведения фокусированного интервью существуют определенные процедуры, которые дают возможность получить точное описание первоначального переживания. Это помогает зафиксировать субъективный опыт более объективно, чем сообщения, которые искажены и переработаны в не направляемом воспоминании.

Ретроспективная интроспекция. Эта процедура задумана для того, чтобы подвести опрашиваемых к выполнению такого умственного упражнения, которое называется «ретроспективной интроспекцией».

Без интроспекции размышление о прошлом обычно дает простой перечень того, что припоминается, и оно, как правило, не связано со значимыми реакциями. С другой стороны, без обращения к прошлому интроспекция, обычно приводит опрашиваемого к рассказу о тех реакциях, которые уже были им подсознательно переработаны в интервале между изучаемым событием и интервью. А нам необходимо узнать о его переживаниях во время того, как он испытывал определенные воздействия. Для того, чтобы решить эту проблему, была разработана процедура ретроспективной интроспекции, которая заключается в попытке воссоздать насколько это возможно ситуацию-стимул. Цель этой процедуры  - привести опрашиваемого в такое состояние, в котором он как будто вновь переживает ситуацию, что облегчает воспоминание об искомых реакциях. Это нужно для того, чтобы связать эти реакции с соответствующими аспектами исследуемой ситуации. Такого рода воссоздание изначальной ситуации служит также тому, чтобы убедиться, что и интервьюер, и опрашиваемый ссылаются на одни те же самые аспекты этой ситуации.

 Самые быстрые средства воссоздания документального материала должны выявлять «кадры» из кинофильма, обыгрывать фрагменты радиопрограммы или выделять части перечитываемого памфлета. Хотя такие приемы не полностью передают изначальную ситуацию, они хорошо помогают опрашиваемому детально вспомнить свои первоначальные реакции. Но процедура воссоздания обладает дефектом, который заключается в прерывании гладкого потока интервью, хотя и на недолгое время. Если этот прием используется часто, то интервью превращается в дискретные серии разных опросов. Поэтому лучше скомбинировать случайный график таких воспоминаний через воссоздание ситуации с  частыми словесными намеками. Но, исключая закрытые стадии интервью, такие намеки должны делаться только после того, как опрашиваемые спонтанно сослались на эти содержательные аспекты.

Каждая репрезентация изначальных реакций, наглядно или словесно, вызывает искомую реакцию. В противном случае опрашиваемые вероятно воспримут эту репрезентацию как возможность продемонстрировать свою память. Вопросы, которые наводят на искомые ответы, могут иметь следующую форму:

Если вернуться сейчас назад, то что вы можете сказать о своих ощущениях, которые вы испытывали по время просмотра этой части фильма?

В любой форме такие вопросы обладают некоторыми общими чертами. Интервьюер опирается на ретроспективную форму обращения к обсуждаемому предмету: «Если вернуться сейчас назад...». Он использует метод интроспекции: «Каковы были ваши ощущения (чувства, мысли и т. д.)...?». Наконец, он использует прошлое время и грамматически: «Каковы были ваши чувства...?». Это способствует тому, что опрашиваемый пытается сконцентрироваться на своем первоначальном переживании. Акцент на таких деталях этих вопросов может показаться тривиальным. Однако опыт показывает, что, если мы упускаем хотя бы одну из них, то продуктивность интервью снижается.

Открытые ссылки на ситуацию-стимул. Для проведения спецификации интервьюер комбинирует приемы воссоздания изучаемой ситуации с неструктурированными вопросами. Типичная ситуация, требующая дальнейшей спецификации, возникает, когда сообщение опрашиваемого о своих реакциях полностью не связано с ситуацией-стимулом. И вновь мы видим необходимость для установления этих связей, поскольку хотим, чтобы наблюдаемые последствия были адекватно проинтерпретированы. Так, тесты 1943 года показали, что документальные фильмы о нацистах увеличили количество тех людей в экспериментальных группах, которые поверили, что германская армия намного сильнее, чем армия США. И так как в фильме не было явного указания на это, данное «последствие» могло быть объяснено только приблизительно, если бы не были проведены фокусированные интервью. Индивидам, которые высказывали это мнение, для того, чтобы найти его источник, задавались вопросы следующего типа:

Было ли что-нибудь в фильме, что вызвало такое впечатление?

Вскоре стало очевидным, что сцены, которые акцентировали внимание на «палочной дисциплине» нацистов, то есть показывали их военную выучку с раннего возраста, были неожиданно восприняты как доказательство их исключительных и упорных тренировок. На это указывают следующие  отрывки из интервью:

Фильм показал, что их мужчины лучше подготовлены. Они становятся мужчинами в раннем школьном возрасте, поскольку  уже тогда начинаются военные учения. Когда они достигают нашего возраста, они готовы сражаться, участвуют в боях и знают уже столько, сколько знают мужчины, отслужившие восемь или девять лет.

Они забирают мальчиков, когда им всего восемь и начинают их военную подготовку;  они учат их маршировать с барабанами и все такое, они готовят их для военной службы, когда они такие юные. Они все обучены очень хорошо к тому времени, когда они становятся мужчинами.

Таким образом, проведение спецификации дает возможность обнаружить те важные сцены, которые позволяют сделать вышеуказанные выводы. Интерпретация экспериментальных последствий производится на основании накопления сообщений, которые дает интервью, а не на основе простых предположений.

Это исследование показывает необходимость поступательной спецификации. Если ответ опрашиваемого представляет собой только общую аллюзию на одну или другую часть фильма, то необходимо определить те аспекты этих сцен, на которые реагирует опрашиваемый. В противном случае, мы потеряем доступ к зачастую неожиданным символизациям и особым значениям, которые приписываются изучаемой ситуации. Индивид, который ссылается на «палочную дисциплину нацистов», показанную в «массовых сценах», должен быть подведен к тому, чтобы указать на те особые аспекты, которые вызвали эту символизацию.

Что вы можете сказать о сценах, которые произвели на вас это впечатление?

Оказалось, что безупречные парады и хор восклицаний «хайль!» были восприняты как символы строгой регламентации поведения и «палочной дисциплины»:

Когда ты смотришь на их парады, то кажется, что эти марши парализовали их сознание. Требуется особое напряжение в мыслях и теле для того, чтобы так маршировать. Они похожи на группу рабов или собак - делайте, что вам говорят.

Надо заметить, что эти вопросы явно относились к документу или ситуации, которая находилась в фокусе интервью. Мы обнаружили, что если бы интервьюер не сослался на «сцены из этого фильма», «фрагменты радиопрограммы» или «отдельные места из памфлета», то опрашиваемые вероятно выразили бы общие установки или мнения. Как бы ни были необходимы такие  мнения и установки, они не могут заменить сообщений, которые непосредственно связаны с исследуемой ситуацией.

Вообще, вопросы для проведения спецификации должны быть достаточно ясны опрашиваемому, чтобы он мог связать свои реакции с определенными аспектами исследуемой ситуации и достаточно общими, чтобы интервьюеру не пришлось их структурировать. Это двойное требование лучше всего можно выполнить с помощью неструктурированных вопросов, которые содержат подробные, ясные ссылки на стимулы.

 

Критерий охвата.

Критерий охвата относится к кругу соответствующих данных, получаемых из интервью. Поскольку любой аспект стимулирующей ситуации может вызвать разные реакции и поскольку каждая реакция может быть результатом  разных аспектов стимулирующей ситуации, интервьюеру необходимо обнаружить круг значимых реакций и стимулов. Не имея в виду строгое измерение этого круга, мы можем считать его адекватным, если из интервью мы получаем данные, которые:

a) подтверждают или опровергают случайность ответов, которые ожидаются после того, как проведен контент-анализ;

b) обеспечивают широкие возможности для получения сообщений о неожидаемых реакциях; и

c) дают возможность интерпретировать факты, полученные в результате статистического анализа или эксперимента.

Процедуры. Как показывает опыт, эта практика продуктивна на каждой стадии интервью. Но процедуры, применяющиеся для расширения охвата некоторым образом зависят от смены горизонтов содержания самого интервью: от уже полученного охвата данных, от того предела, до которого опрашиваемые продолжают отвечать спонтанно и от количества допустимого времени. Если интервьюер должен выбрать процедуры, пригодные для расширения охвата по какому-либо аспекту изучаемой ситуации, то он должен быть осторожен при переходе от одной стадии интервью к другой. Более того, он должен применять эти процедуры, когда опрашиваемые не могут ответить или что-либо объяснить.

Главная тактическая задача в расширении охвата заключается в выполнении переходов от одной области обсуждения к другой. На ранних стадиях интервью такие переходы осуществляются с помощью регулярного использования общих неструктурированных вопросов. Но по мере продолжения интервью этот тип вопросов не дает возможности получить свежую информацию. Опрашиваемым требуется помощь в поиске ответов на вопросы по следующим темам. С этого момента интервьюер предлагает новые темы для обсуждения, осуществляя переход к ним со слов или замечаний опрашиваемых,  а на конечных стадиях интервью - с помощью вопросов, которые еще не были заданы из опросного листа интервью. Первая из этих процедур подразумевает переходные вопросы; вторая - перемежающиеся вопросы.

Переходы со стороны опрашиваемого. Будет недостаточно сказать, что переход к новой теме обсуждения должен быть инициирован самим опрашиваемым. Интервьюер, обладающий, по словам Мюррея, «двойным слухом», проанализировав эти переходы, очень скоро придет к заключению, что они имеют различные функции в процессе интервью и требуют разных подходов.

 Из нескольких причин для перехода к новой теме обсуждения, которые инициируются опрашиваемыми, следует обсудить по крайней мере три:

1. Обсуждаемая тема не затрагивает интересы и чувства опрашиваемого, поэтому он переходит к той теме, которая имеет для него большее значение. В обсуждении первой темы он не испытывает ничего, кроме отсутствия интереса. Ему нечего сказать с самого начала, он испытывает скуку, поэтому он переходит к новой теме, которая вскрывает его подлинный интерес.

2.  Опрашиваемый может подробно беседовать по данной теме и утомившись, о чем он должен специально сообщить, направить интервью в новую область обсуждения. Затем его поведение становится во многом таким же как и в предыдущем случае.

3. Он может искать повод избежать беседы по данной теме именно потому, что она эмоционально значима для него и он еще не готов рассказать о своих чувствах. Это проявляется в разнообразных признаках сопротивления - продолжительные паузы, поправки своих слов, дрожание голоса, смущенное молчание, незаконченные высказывания.

Анализируя подобные способы поведения, интервьюер определяет смысл перехода со стороны опрашиваемого и поступает соответствующим образом. Если он относит тип перехода к третьей категории, то мысленно отмечает, что нужно возвратиться к этой критической зоне на последующих стадиях интервью. Однако, если переход можно отнести к двум первым типам, то интервьюер может спокойно оставить данную тему до тех пор, пока она снова спонтанно не возникнет в процессе интервью.

Переходы со стороны интервьюера.  Хотя переходы со стороны опрашиваемого более предпочтительны, тем не менее бывают случаи, когда интервьюер должен сам сменить тему обсуждения. Когда тема  исчерпывает себя и  опрашиваемый спонтанно не переходит к другой теме, а неструктурированные вопросы становятся неэффективны, интервьюер сам должен сменить тему беседы, если, конечно, ему необходимо продолжить исследование. Он может сделать переход с помощью намека или, запомнив в ходе интервью те аспекты ситуации, которые требуют дальнейшего обсуждения, может выполнить возвратный переход.

В переходе, осуществляемом с помощью намека, интервьюер так использует замечание или аллюзию опрашиваемого, чтобы было легко вовлечь его в обсуждение новой темы. Эта процедура обладает тем преимуществом, что не прерывает поток интервью.

Переходы, выполняемые с помощью намека, могут потребовать от интервьюера значительной изобретательности. В следующем случае, который можно открыто охарактеризовать как экстремальный, даже эксцентричный, опрашиваемый был далек от обсуждения радиопрограммы, но интервьюер искусно перевел беседу в нужное ему русло:

Опрашиваемый №1: Военное искусство Германии потрясающе, такого не увидишь нигде. Они неотразимы. Но думаю так: я не считаю, что после завершения этой мировой войны, у нас не будет другой войны. Будет. Войны существовали с тех пор как Каин убил Авеля. Покуда будут существовать на земле хотя бы два человеческих существа, будут возникать войны.

Интервьюер: Говоря о Каине, его можно назвать кем-то вроде гангстера, да? Вы случайно не припоминаете что-нибудь о бандитах, которые обсуждались в этой программе?

Опрашиваемый №1: Диллинджер. Это было там, где...

(Здесь, хотя ассоциация интервьюера была не очень удачной, но она помогла возвратить опрашиваемого обратно к обсуждению радиопрограммы. Если бы интервьюер просто сменил тему разговора, он мог бы тем самым показать, что считает замечания опрашиваемого неуместными, и отсюда создать напряженность в их взаимоотношениях. В данном случае переход с помощью намека побудил опрашиваемого наконец раскрыть свое понимание определенной части программы.  Когда время интервью не может быть увеличено, переход с помощью намека способствует сдерживанию явных отступлений от темы без ущерба взаимоотношениям беседующих).

Возвратные переходы выполняются интервьюером для продолжения дискуссии на прежде оставленную тему. Это допустимо и в случае, когда опрашиваемый избегает этой темы, и в случае, когда в групповом интервью кто-то перескакивает на другую тему.

 Когда это возможно, возвратный вопрос задается с помощью намека на нужную тему обсуждения. Он может принимать следующую форму:

Это  напоминает то, что вы говорили по поводу той сцены, в которой... Каковы были ваши чувства,  когда вы ее смотрели?

Если оказывается невозможным связать возвратные вопросы с текущим контекстом, «холодный» возврат тоже может быть продуктивным:

Интервьюер: Некоторое время назад вы говорили о сценах, показывающих разгромленные бомбами школы, и кажется у вас были еще какие-то мысли по этому поводу. Что вы чувствовали, когда смотрели это?

Опрашиваемый №2: Я заметил маленькую девочку, лежащую под водопроводной трубой - это зажгло во мне острое желание идти сражаться с ними. Это потому, что у меня есть собственная дочь, и я знаю, что бы я чувствовал, если бы подобное случилось с ней...

Однако, последний тип возвратного вопроса используется нечасто и только в тех случаях, когда кажется, что опрашиваемый достаточно «разогрет» для обсуждения ситуации, которого ранее он избегал.

Чрезмерная зависимость от опросного листа интервью. Как мы уже видели,  злоупотребление опросным листом интервью может препятствовать нондирективному характеру интервью и наложить серьезные ограничения на охват полученного материала.

Интервьюер, придерживаясь списка заготовленных заранее тем для обсуждения, может исключить комментарии опрашиваемых, которые прямо не соприкасаются с этими темами. Эту тенденцию можно назвать ошибочным отсеиванием комментария. Замечания субъекта, которые не попадают под заранее установленные области обсуждения, могут быть поспешно и неверно определены как не относящиеся к делу. Таким образом, отсеивается то, что подчас является наиболее важным в интервью: неожидаемые реакции.

Интервьюер: Так, а сейчас поговорим о первой части фильма. Вы помните, у них были фотографии германских лидеров и цитаты из их выступлений...

Опрашиваемый №10: Я помню Геринга, он выглядел как большая свинья. Мне стало ясно -  он считал, что если он может контролировать страну, то он имеет власть над  людьми.

Опрашиваемый №7: Он кажется абсолютным эгоистом.

Интервьюер: Какие в связи с этим у вас сложились впечатления о немецком народе?

(Здесь интервьюер вводит для обсуждения отдельный эпизод из фильма. Перед тем, как он закончил свою реплику, опрашиваемый сам описал свои впечатления. Номер 7 затем начинает обсуждать этот эпизод. Оба замечания предполагают, что у опрашиваемых уже было «кое-что в мыслях». Будучи более прикованным к своему опросному листу, чем к замечаниям опрашиваемых, интервьюер пренебрегает нюансами, которые могли бы расширить охват интервью. Ведь обсудив эти впечатления он затем может задать вопрос из своего листа).

Чрезмерная зависимость от опросного листа увеличивает опасность того, что реальные значения будут спутаны с поверхностными. Интервьюер, который скрупулезно следует опросному листу, может неожиданно и с сожалением обнаружить, что он реализовал только небольшую часть предполагавшихся направлений исследования. Это влечет за собой быструю смену тем, каждой из которых посвящается только один вопрос. В некоторых случаях кажется, что интервьюер вряд ли внимательно выслушивает ответы на задаваемые им самим вопросы, которые к тому же никак не связаны с предыдущими репликами. Ответы, полученные под быстрым огнем вопросов, часто бывают такими же поверхностными и ничего не дающими как те, на которые отвечают по анкете. Быстрая, «раз-два-и-готово» тактика интервью только попусту отнимает время, отвлекает респондентов от непосредственных сфер интереса и интервьюер не получат необходимой информации о предмете исследования. Учитывая недостатки быстрой смены вопросов в интервью, мы предлагаем следующее рабочее правило: Не вводи тему для обсуждения до тех пор пока она тщательно не изучена.

Критерий глубины.

Критерий глубины подразумевает обработку аффективных реакций, содержание которых гораздо глубже, чем простые определения «позитивного» и «негативного», «приятного» и «неприятного». Интервьюер стремится получить максимум  сообщений, которые вскрывают то, как переживаются изучаемые воздействия.

Глубина сообщений в интервью варьируется: не все сообщается на том же самом психологическом уровне. Глубину комментариев со стороны опрашиваемых можно представить как изменяющуюся в определенном континууме. На нижнем конце шкалы находятся простые описания реакций, которые позволяют не больше, чем составить таблицу «позитивных» или «негативных» реакций. На другом конце шкалы находятся те сообщения, которые демонстрируют различные психологические измерения переживаний, такие как символизации, тревога, страхи, настроения и идеи. Отсюда главная задача интервьюера определить уровень психологической глубины, на которой его опрашиваемые находятся в каждый данный момент времени и получить возможность двигать по необходимости этот уровень к любому концу «континуума глубины».

Критерий максимизирования глубины до той степени, которая возможна в отдельно взятом фокусированном интервью, ведет интервьюера к исследованию  личностного контекста и выделяющихся и особенно характерных реакций.

Центральная задача фокусированного интервью - определить, как прежние переживания и склонности респондентов связаны с тем, как они структурируют ситуацию-стимул.

Личностный и социальный контекст помогает раскрыть связи между стимулами и реакциями. Выявление этих контекстов способствует пониманию тех вариаций в значениях, которые приписываются символам и др., а также определению тех путей, по которым стимулы входят в мир переживаний индивидов. Прояснение этих контекстов дает возможность добиться от опрашиваемых самораскрытия и саморазоблачения, что ведет к обнаружению скрытых значений их реакций. Так, из следующего отрывка интервью становится ясно, что принадлежность к определенному социальному классу обуславливает сверхидентификацию с англичанами, показанными документальном фильме:

Интервьюер: Почему эти кадры заставляют вас чувствовать ближе к [англичанам]?

Опрашиваемый №6: Я не происхожу из такой состоятельной семьи как миссис  Минивер. Она была из зажиточной семьи, а в фильме ничего не сказано о бедных семьях. Однако, я почувствовал близость к людям из моего класса, ведь мы все находились в таком положении и каждому было тяжело и больно, а не только людям из высшего класса.

Принцип глубины также повышает чувствительность интервьюера к изменениям в выразительности, «выпуклости» ответов. Некоторые реакции могут быть главными и эмоциональными, настойчивыми и страстными, а другие - второстепенными и иметь небольшое значение для индивида. Интервьюер должен получить достаточно подробные сведения, чтобы отличить общее мнение, высказанное только потому, что как показалось индивиду, ситуация интервью требовала этого, от глубоко мотивированного ответа, который касается главных интересов опрашиваемого. Представляется, что атмосфера экспрессивного интервью с большей вероятностью позволяет выявить особенно характерные реакции, чем самостоятельно составленные рейтинги  интенсивности верований, которые ранее были введены в опросные листы и шкалы установок. Но до тех пор пока интервьюер  сознательно не будет добиваться глубоких ответов, он не сможет получить основания для разделения главного и неглавного в интервью.

Процедуры. Следуя за комментариями опрашиваемых, интервьюер может обратиться к двум типам процедур. Он может попросить их описать, что они наблюдали в изучаемой ситуации воздействия, таким образом приглашая беспристрастно и подробно обсудить увиденное и разобраться, что важно, а что нет. Интервьюер  может спросить, что они чувствуют по поводу того или иного аспекта обсуждаемой ситуации. Оба типа процедур в равной мере  полезны, однако последняя чаще приводит к более глубоким ответам, и поэтому предпочтительна в достаточно коротком интервью. Следовательно, мы попытаемся описать те приемы, которые можно отнести ко второй категории процедур.

Фокусирование на чувствах. Можно заключить, что опрашиваемые свободно дают давать глубокие ответы, когда вопросы интервьюера содержат ключевые слова, указывающие на чувственный контекст. Сосредотачиваясь на недавнем, конкретном переживании, опрашиваемые обычно бывают очень заинтересованы в том, чтобы прояснить те особенности их переживания, о которых ранее не говорилось. И в этом случае зачастую нет необходимости делать специальный переход для того, чтобы побудить опрашиваемых к выражению своих чувств. Но соответствующие условия для получения таких сообщений должны быть установлены. Так, интервьюер должен сформулировать вопрос следующим образом: «Что вы чувствуете, когда...?», а не делать акцент на воспоминании о переживании, спрашивая: «Что вы помните о...?».

Существует множество показательных примеров того, что такие кажущиеся незначительными различия в формулировке вопросов приводят респондентов от безличных описаний к эмоциональным рассказам о тех или иных аспектах исследуемой ситуации.

Интервьюер: Вы случайно не помните сцены, показывающие Варшаву, которая подвергалась обстрелам артиллерии и была разгромлена? Что особенно выделяется в этой части фильма?

Опрашиваемый №1: Что у людей нет крова и как они мечутся во время бомбежки...

(Вопрос интервьюера «Что выделяется?» вызывает только сокращенное перечисление содержания сцены из фильма. Он мог бы и далее следовать этой линии обсуждения - уточнению деталей событий, количества эскадронов, бомб и т.д. Но это было бы непродуктивно, поскольку интервьюер должен интересоваться главным образом тем, какие сцены были значимы для опрашиваемого. Поэтому он пытается сменить уровень сообщений и использует определенные приемы, чтобы получить уже сформированное представление о своих чувствах по поводу осуждаемого предмета).

Интервьюер: Что вы чувствуете, когда видите все это?

Опрашиваемый №1: Я еще не могу разобраться во всем этом [1942], потому что в этой стране ты не можешь осознать, что такое война там. Я спрашиваю себя. Я знаю, что не мог бы  сейчас бороться со злобой и порочностью любого из этих людей. Я мог бы выстрелить в  человека, который стрелял в меня, зная, что он опять собирается стрелять в меня. Но я не мог бы стать таким  злобным и порочным, как  эти люди...

 Повторное выражение подразумеваемых или уже обнаруженных чувств. Если хотя бы один раз был установлен чувственный контекст, то его дальнейшая разработка может быть вызвана случайным повторным проявлением чувств, которые подразумевались или были выражены в комментариях опрашиваемого. Этот прием, хорошо развитый Карлом Роджерсом в его психотерапии, имеет двойное предназначение. Посредством такого перефразирования эмоционально нагруженных установок, интервьюер подспудно вызывает плодотворную разработку реакций опрашиваемого. И второе, такие перефразирования повышают степень доверия между интервьюером и респондентом, поскольку интервьюер таким образом демонстрирует, что он полностью «понимает» и «разделяет» мнение опрашиваемого, так как спрашивает о его чувствах.

Использование сравнений. В определенных случаях интервьюер может использовать прием значимого сравнения между тестируемой ситуацией и параллельными переживаниями, которые уже знакомы опрашиваемому, или предполагается, что знакомы. Такие сравнения с конкретными переживаниями помогают рассказать о своих чувствах. Предлагаемое интервьюером сравнение вводится скорее не для того, чтобы заставить опрашиваемых провести различие между двумя типами переживаний, а для того, чтобы высвободить интроспективные и аффективные реакции.

Этому свидетельствует следующий отрывок из интервью с новобранцами, которые рассматривали показанный им документальный фильм о нацистских военных учениях в контексте их теперешнего положения:

Интервьюер: Предполагаете ли вы, что мы, американцы, таким же образом обучаем наших мужчин [то есть как показано в фильме о нацистах] ?

Опрашиваемый №6: Они муштруют их более строго.

Опрашиваемый №2: Через такие тренировки невозможно пройти.

Опрашиваемый №1: Вот что приходит мне в голову по поводу учений, которые мы здесь проходим. Конечно, ведется много разговоров среди парней, что как только обучение закончится, мы будем воевать. Я не знаю больше о военной подготовке, чем они [нацисты]. Обучение, которое мы здесь собираемся получить, есть наш основной багаж и если мы пересечем океан, я не могу сказать, что мы узнали что-нибудь конкретное об их учениях, кроме маршировки, построения левого и правого фланга и нескольких других штук, подобных этим...

(Предложенное сравнение дало опрашиваемым возможность продолжать рассказывать о своих тревожных мыслях о походе за море без соответствующей подготовки к боевым действиям. В этом случае интервьюер способен установить те сцены из фильма, которые спровоцировали эту тревогу).

Следует отметить однако, что эта процедура эффективна только тогда, когда известно, что переживание, привлекаемое для сравнения,  является самым важным для опрашиваемого и когда сравнение логично вытекает из самого процесса обсуждения. В противном случае, сравнения не будут гарантировать глубоких ответов респондентов, а будут способствовать  нарушению непрерывности интервью и возникновению отчуждения со стороны опрашиваемых. В таких случаях интервьюер становится мишенью для проявления враждебности, поскольку опрашиваемым кажется, что он просит выражать чувства в определенных понятиях и словах, преследует только собственную цель, камуфлируя ее своими вопросами и тому подобное.

 



[1] Печатается с сокращениями по: The American Journal of Sociology, Vol. LI,1946, pp. 541-557, с разрешения автора и издателя. (Copyright, 1946, by The University of Chicago).

[2] Ad hoc - лат. - к этому, для данного случая (прим. пер.).

[3] Результаты этой экспериментальной работы Б. В. Зейгарник получили название «эффект Зейгарник» и заключались в том, что  незаконченные действия запоминались прочнее. Описываемое Мертоном противоречие в данном эксперименте было интерпретировано с помощью гипотезы о «подавлении». См. об этом подробнее: Зейгарник Б. В. Воспроизведение незавершенных и завершенных действий/ Хрестоматия по общей психологии. Психология памяти (под ред. Ю.Б. Гиппенрейтер и В. Я. Романова). - М.: МГУ, 1979, с. 120-134. - Прим. пер.

[4] См. об этом: Rosenzweig S. Need Persistive and Ego Defensive Reactions to the Frustration as Demonstrated by Experiment on Repression // Psychological Review, 1941, vol. 48. - Прим. пер.

 

 
« Пред.   След. »