Главная Каталог статей Полезные ссылки Поиск по сайту Гостевая книга Добавить статью

Главная arrow Лекции arrow Американские школы эмпирической социологии 

Глава 9. Джордж Ландберг
Рейтинг: / 0
ХудшаяЛучшая 
23.02.2011 г.

Темы:

·       Джордж Ландберг (1895-1966). Журнал "Социометрия".

·        Вопросы социологической метатеории и эмпирических исследований. Разработка "научных" методов в эмпирической социологии.

·       Принцип "количественной научной социологии", опирающейся на метатеорию и естественнонаучную методологию. Проблематизация, наблюдение, систематизация, верификация.

·        Литература

·        G.Lundberg. Social Research. N.Y., 1929, 1942.

·        G.Lundberg. Sociology. N.Y. 1954, 1958.

·        G.Lundberg. Leisure: A suburban study. N.Y., 1934

 

 

Ландберг  Дж. А. (1895-1966) (Lundberg) - американский социолог (долгое время работал приглашенным профессором в университете Питсбурга), разрабатывал научные методы в эмпирической социологии, принцип «количественной научной социологии», опирающейся на метатеорию и естественнонаучную методологию. Предлагаемый здесь текст заимствован из книги Джорджа Ландберга «Социальное исследование. Изучение методов сбора данных» (1929)[1].

 

 

СОЦИАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ.

Глава 1. Перспектива социальной науки.

Научный метод и сфера науки.

...Наука это главным образом совокупность способов получения знания о любом типе явлений вселенной и способов применения этих знаний для предсказания поведения и контроля над этими явлениями. Научный метод, всеми признаваемый как индуктивный, обычно состоит из следующих шагов:

1. Рабочая гипотеза. Гипотеза это попытка обобщения, основанная на беглом, эмпирическом наблюдении. Она может быть основана на уже известных фактах об изучаемом явлении или быть только «предчувствием» или «интуитивным» предположением. В самой простой форме это всего лишь определение проблемы и объекта исследования, включая представление о том,  какие факты будут необходимы для того, чтобы проверить данную гипотезу...

2. Наблюдение и регистрация данных. Этот шаг предполагает составление списка необходимых данных и выбор методов измерения. Он подразумевает проведение многочисленных и точных наблюдений с помощью человеческих органов чувств (то есть регулярных и постоянных реакций на определенные стимулы), которые корректируются с помощью более точных приемов измерения. Способы (или техника) достижения точности и объективности в таких наблюдениях есть главный предмет этой книги. От точности первоначальных и непосредственных наблюдений зависит ценность чистого анализа и общая надежность обобщений, которые формулируются на основании собранных данных.

3. Классификация и организация собранных данных. Только тогда, когда данные классифицированы, становятся очевидными единообразия, последовательности, сходства и различия между ними. Такие единообразия и последовательности представляют собой главный научный интерес.  Всякий раз, когда такие единообразия и последовательности могут быть продемонстрированы в какой-либо сфере реальности, она становится предметом научной деятельности.

4. Генерализация или обобщение. Когда данные собраны и классифицированы в виде моделей, единообразий и последовательностей, остается сформулировать краткое утверждение или произвести описание этих последовательностей таким образом, чтобы при соблюдении данных условий эти утверждения были верны для всех подобных явлений вселенной. Это определение научного «закона». Идеальная форма такого обобщения - математическая формула. Эта формула никогда не бывает абсолютной или точной. Даже в тех областях, где постоянно проводились научные исследования, формулы и «законы» постоянно совершенствуются и корректируются на основе более экстенсивного или более точного наблюдения за фактами. Такие коррекции обычно осуществляются вслед за экспериментальной проверкой наших обобщений. Тот факт, что формулы не могут быть предельно точными не умаляет, как мы увидим, ценности обобщений, необходимых для научных прогнозов, поскольку вероятную ошибку также можно просчитать. В свою очередь обобщения становятся основой для создания научных теорий, объясняющих те феномены,  которые требуют сбора новых данных...

 

Возможность построения научной социологии. Те шаги и положения, которые были описаны выше, признаются всеми как самые существенные черты научного метода. Валидность этого метода для понимания и контроля физических явлений общепризнанна. Если окинуть беглым взглядом развитие современной западной цивилизации, то станет очевидной одна из самых важных ее примет, а именно: стремительное развитие естественных наук и их успехи  в овладении физическим миром. Тот же самый взгляд обнаружит хаотическое и неконтролируемое состояние дел в области наук о человеческих отношениях. Каждый день появляются новые сообщения о конфликтах, кровопролитии, беспорядках, преступлениях и несчастиях, которые являются следствием несовершенного контроля над человеческими отношениями. И ведь только недавно стала обсуждаться идея о том, что метод, который является столь успешным в понимании и объяснении физического мира, мог бы быть столь же полезным в понимании и исследовании человеческих отношений.

С развитием этой идеи вопрос о применении этого метода к социальным феноменам стал предметом неугасающего интереса со стороны ученых. В  процессе дискуссий и размышлений по этой проблеме, некоторые ученые заняли негативную позицию, заключающуюся в том, что социальная наука невозможна там, где исследуются человеческие чувства, ведь последние нельзя сформулировать в понятиях химии или физики... Большинство  возражений против идеи точной социальной науки или социальных наук проистекают из представлений о том, что между социальными и физическими фактами существуют определенные, внутренне им присущие различия, которые делают безосновательным использование научного метода в объяснении социальных явлений. Эти утверждения имеют свои корни в представлении о том, что суть науки заключается скорее в предмете и объекте ее исследования, а не в методе исследования. Все остальные, даже более отчетливые и детализированные возражения являются до определенной степени следствиями из этого убеждения. Поэтому далее необходимо рассмотреть те различия между социальными и физическими фактами, которые считаются определяющими при формулировке научных законов социального поведения...

 

Сложность социальных данных. Возможно наиболее часто встречающееся препятствие на пути построения подлинной науки о человеческом групповом поведении - сложность предмета исследования такой науки. Социальные  группы при их громадной чувствительности к природным и социальным стимулам и при огромном количестве культурных, психологических атрибутов, которые обуславливают их поведение, представляются  в виде таких запутанных комбинаций, которые потрясают и приводят в замешательство любой человеческий ум в попытках понять их внутренний порядок и законы поведения. Стюарт Чейз так описывал человеческий взгляд с высоты птичьего полета на Северную Америку:

Он увидел бы только фермы, леса, шахты, железные дороги и автомобильные дороги, реки, каналы, линии радиопередачи, заводы, товарные склады, магазины, школы, библиотеки, театры, площадки для гольфа и жилые дома; поведение 100 миллионов мужчин, женщин и детей по отношению к своим вещам. Мужчин, копающих, пашущих, гоняющих на своих машинах, балансирующих на стальных конструкциях, красящих сигнальные линии, держащих  сталь под сверлом, заворачивающих тюки, ведущих грузовые автомобили, согнувшихся над партами, говорящих по телефону, заталкивающих людей в закрывающиеся двери поезда, рыбачащих на морях, борющихся с лесными пожарами, работающих на нефтяных вышках, читающих газеты,  вопящих на играх с мячом, спящих, едящих, занимающихся любовью, идущих в церковь, танцующих, плавающих, взбирающихся на гору, пересекающих в полосатой одежде тюремные коридоры. Женщин, заботящихся о пряже, детях, кухонных печках..., пьющих чай, курящих сигареты. Детей, бегущих на призыв школьного звонка, вертящихся на своих местах, бросающихся на игровую площадку, работающих на хлопковых фабриках, мечущихся в жару... Обширный конгломерат человеческой активности[2].

Кажется совсем неразумным надеяться, что человеческий разум когда-либо сведет этот хаос к порядку, охватит этот невероятный волнующийся и рассыпающийся человеческий муравейник и выразит его на языке ясных и точных научных законов? И что может подогревать подобный оптимизм?

Во-первых,  является несомненным тот факт, что при всей этой пугающей сложности человеческого поведения тем не менее существует определенный порядок и последовательность в многообразной деятельности социальных групп, которые может пронаблюдать даже любой студент. Поведение  группы отнюдь не случайно и беспорядочно, а поддается предсказанию. Ведь если мы берем для исследования группу, к которой принадлежим или которую очень хорошо знаем, мы находим, что большая часть нашего поведения  рутинизирована, унифицирована и имеет предсказуемую природу. При заданных параметрах какой-либо ситуации мы способны предсказать с высокой степенью точности, что будет делать группа. Мы обнаруживаем, что она склонна к определенному типу поведения в определенный момент времени, например, принимать пищу, спать, ходить в церковь, какую и в каких случаях носить одежду. Фактически, наша собственная активность и социальная организация основаны на стремлении социальных групп вести себя определенным образом при заданных условиях. Поэтому мы можем производить относительно точные оценки и прогнозы как поведения отдельных индивидов, так и социальных групп.

Таким образом, поведение, обозреваемое с аэроплана, при всей своей кажущейся сложности перестает быть хаотическим после того, как мы его хотя бы немного изучим.  И чем больше мы его будем изучать, тем все меньше оно будет выглядеть хаотическим, а будет становиться все более упорядоченным и предсказуемым. Что есть научный закон, если не краткое описание того, как ведут себя явления при заданных условиях? Такие законы формулировались более или менее систематически на самых ранних этапах истории человечества. Все социальные науки стремятся превратить эту практику выведения законов из приблизительной в объективную и точную.

Представление о безнадежной сложности и хаосе социального поведения, которые однако исчезают при более внимательном изучении, обычно ведет к убеждению, что эта сложность есть непреодолимое препятствие на пути построения точной социальной науки. Любая ситуация, связанная поведенческими феноменами сложна, когда мы не понимаем ее. Сложность всегда изменяется относительно степени нашего понимания. Для ребенка, который еще не научился ходить и говорить, сама ходьба и разговоры взрослых представляют чрезвычайную сложность. Сложность нельзя определить в абсолютных или объективных терминах. Это субъективная мера степени узнавания ситуации. Другими словами, сложность человеческого общества есть главным образом следствие нашего незнания о нем.

Вторая причина кажущейся сложности социальных ситуаций в том, что многие проблемы, однажды сформулированные, содержат два или более фундаментально различных элементов. Кобб пишет об этом: «Попытка решить сложную проблему, состоящую из фундаментально различных элементов, количественными методами неизбежно ведет  в безвыходный лабиринт и неутешительному выводу  о том, что ‘это одна из тех проблем, которые не поддаются решению с помощью количественных методов’»[3]...

Утверждение о существовании фундаментальных различий между социальными и физическими фактами возможно основывается на идее о том, что физические факты могут быть изучаемы непосредственно «чувствами», в то время как большинство социальных фактов могут быть получены только символически, то есть через слова, в которых выражаются такие сложные понятия как традиция, привычка, установки, ценности и целая сфера так называемого субъективного мира. Если бы эта идея была верна и действительно можно было бы провести такое важное разграничение между двумя классами фактов, то это означало бы, что мы могли бы иметь гораздо более прямых и объективных знаний о физических фактах в силу внутренне присущих им качеств. Однако недавние психологические исследования не подтверждают того, что наше знание о физических фактах достигается совершенно иным путем, нежели знание о социальных фактах. Любое знание извлекается исключительно посредством символических механизмов, а именно языковых механизмов. Марки пишет:

 Наше знание о так называемых физических объектах не может  быть получено каким-либо другим способом, отличным от того, каким  мы узнаем о хорошем, плохом или о прогрессе. Однако, есть существенные отличия между знанием об одной вещи и знанием о другой вещи. Здесь подключаются специфические каузальные процессы. Различие между «видением» стула одним человеком, на котором этот человек может сидеть, и «видением» другого человека, который не может сидеть на этом стуле, есть различие в подключающихся здесь факторах, а не различие в самом процессе познания. Последний касается причинных связей, которые не требуют реального присутствия стула... Причинный или функциональный анализ представляет собой важнейшую задачу в процессе познания. Сказать, что мы познаем физический объект так же, как мы познаем какую-либо идею не значит спутать символ с объектом, который он символизирует, например, символ дерева с деревом как таковым. Это означает только, что познание этих двух видов объектов требует символизации и реакций на этот символ, то есть активизации символических механизмов, свойственных человеческому поведению...

Процесс символизации может быть трудно наблюдаемым во всех отношениях до тех пор пока мы не выведем более точные модели символического поведения, с помощью которых мы можем наблюдать этот процесс, а до этого он может быть изучен как каузальный процесс, использующийся в целях контроля за проверенными  областями знания, для обнаружения определенных аспектов явлений, требующих более основательного  подтверждения. Символический процесс познания может быть превращен в собственно символический процесс, так, как это происходит в химии, физике, математике. Тот факт, что в отношении определенных людей в определенное время символический процесс не наблюдаем, не говорит о том, что сам этот процесс не поддается наблюдению. Важно то, что он наблюдаем в бесчисленном количестве случаев и в этом смысле процесс символической интеграции в сознании детей особенно показателен. Мы «видим» или символизируем его по сути тем же самым способом, как и биолог, например, «видит» функционирование клеток или механизмы наследственности, или экономист, который «видит» экономические циклы.  В каждом из случаев, конечно, желательна наиболее разработанная техника наблюдения.

Понятно, что вышесказанное делает символический процесс как наблюдаемый и объективный ... сравнимым с обычным понятием субъективного процесса. Представить его наблюдаемым вовсе не значит, что мы хотим обнаружить его цвет. Наверное, трудно было бы назвать цвет игры в теннис или цвет драки собак, хотя оба эти явления наблюдаемы. Если наблюдаемый рефлекс Павлова объективен, наблюдаемые тем же способом  символический процесс, идеи и т. д. тоже объективны. Наблюдение этих видов объектов характеризуется сходными поведенческими процессами. Мы наблюдаем не только с помощью зрения, слуха и др. Предположение, что так называемые чувственные факты и чувственные процессы, есть элементарные формы познания не подтверждается. Мы получаем знание из социального взаимодействия, которое возможно только благодаря символизации[4].

Таким образом, нам представляется, что разница между социологическими и естественнонаучными фактами скорее кажущаяся, чем реальная. Мы не познаем физические факты более непосредственно или объективно, чем социальные, исключая те случаи, когда в нашем распоряжении имеются более разработанные и адекватные символико-поведенческие приемы для исследования первых. Единообразия и повторяемость, обнаруживаемые среди фактов естественных наук и которые составляют их сущность, могут быть наблюдаемы и среди социальных фактов. Как мы уже отмечали, научные законы предполагают простые и зачастую  искусственные условия, при выполнении которых явления ведут себя определенным способом. При соблюдении этих условий, поведение может быть предсказано с высокой степенью точности. Мы можем предсказать с высокой степенью точности, какое количество людей в данном городе родится, умрет, совершит самоубийство, женится в течение следующего года только в том случае, если значимые условия, наличествующие в течение прошлых лет, на чем и были основаны наши наблюдения, останутся прежними. Эти условия должны всегда быть установлены в процессе прогнозирования, хотя могут быть неочевидными и многочисленными. Поэтому перед тем, как мы сможем выделить все значимые для нас условия, нам будет совершенно необходимо долгое и терпеливое изучение окружения. Однако такая необходимость есть sine qua non[5]  открытия всех научных законов. Поэтому трудности, которые казалось бы препятствуют возможности построения подлинной науки об обществе, проистекают скорее из неразвитости методики и методологии исследования и как следствие нашего незнания фактов, а не из-за того, что между социальными и физическими фактами существуют принципиальные различия...

 

Количественный метод в социальных науках. Бытует убеждение, что точная наука становится все более приверженной к количественным методам во всех своих отраслях, построении измерений и терминологии, в то время как большинство важных объектов исследования в социальных науках являются качественными и не определяются в количественных отношениях. По этому вопросу ведется широкая дискуссия между теми, кто придерживается количественного и статистического подхода в исследовании социальных феноменов и теми, кто придерживается «case»-метода (монографического метода исследования)[6] и других подходов, делающих акцент на описании социальных явлений в качественных отношениях[7].

Большей части таких дискуссий можно было бы избежать, если бы было признано, что эти два подхода в действительности не являются взаимоисключающими и антагонистическими, а дополняют друг друга. Они представляют разные стадии обработки и степени объективности в процессе описания  фактов. Когда наше знание не поддается анализу, мы склонны описывать его в субъективных и качественных понятиях на основании чувств, которые обусловлены нашим восприятием явлений, или согласно существующим социальным нормам. Таким образом, явления могут быть описаны как горячие и холодные, красные или зеленые. Но эти понятия могут означать разные вещи для разных индивидов, но, как было сказано выше, один из основных принципов науки как раз заключается в том, что ее описания должны означать то же самое для каждого психически нормального и адекватного человека. Для того, чтобы преодолеть неопределенность субъективной терминологии, в науке существует правило сводить качественные градации к количественным. Так, горячее и холодное должны быть описаны относительно шкалы термометра; цветовые оттенки - учитывая волновую природу света и т. д. и все остальные качества, которые становятся важными или попадают в фокус внимания исследователя при решении какой-либо проблемы. Но на ранних стадиях изучения поля исследования, наши описания имеют тенденцию быть качественными. Как указывает Митчелл, «...даже там, где исследование задумывалось как статистическое, осуществляется качественный анализ. Наше мышление всегда покрывает большую область исследования, чем наши измерения и поэтому первоначальные концепции, оказывающие влияние на наши выводы, первое знакомство с новыми проблемами, наши самые широкие обобщения будут оставаться качественными по форме. В самом деле, качественный анализ приобретет силу и масштаб, к нему также повысится интерес, если мы будем использовать более широкие, более точные и более надежные инструменты измерения... В мышлении компетентных исследователей, эти два типа анализа будут взаимодействовать, дополнять друг друга, причем как в химии, так и в экономике»[8].

Но эта уступка качественному анализу не должна пониматься в том смысле, что различие между количественными и качественными методами является совсем не важным. Напротив, именно с этой позиции становится очевидным, что для более точных описаний, которых требует наука, количественные методы чрезвычайно необходимы. В этом состоит актуальность данной дискуссии для социальных наук, ведь до настоящего времени в них доминировали качественные методы и процедуры генерализации. Объяснения и описания состояли из списка желаний, «намерений» и т. д. А предсказание профессора Митчелла в отношении экономики может быть даже в большей степени применимо к социологии: «Если мой прогноз  является верным, - пишет он, - то в экономике все способы объяснения на основе выгоды или невыгоды, мотивов или выборов просто не будут использоваться теми учеными, которые будут заниматься количественным анализом. ‘Психологический’ элемент в работе исследователей будет состоять главным образом из объективного анализа экономического поведения групп. Мотивы не останутся не рассмотренными, но они будут трактоваться как проблемы, требующие изучения, вместо того, чтобы приниматься на веру как основополагающие объяснения»[9]. Когда стадия количественного анализа будет достигнута и появится возможность осуществить  процедуру генерализации, только тогда можно будет сказать, что мы приблизились к подлинной науке.

Поэтому исследователь не может быть раскритикован только за то, что использует качественный подход, особенно в более новых областях исследования. Он может проводить работу предельной важности, используя качественный подход. Но его можно осудить, если он будет утверждать, что это единственный метод, применимый к объекту исследования и что отсюда его качественное описание является единственным возможным. Он может быть абсолютно искренним  в своем скептицизме относительно возможности пересмотра произведенных им обобщений с точки зрения статистического метода и быть совершенно убежденным в непогрешимости формулировок своих выводов. Возможно они действительно не вытерпят «статистической атаки». Как говорит Митчелл: «В самом деле, ... на данный момент времени существует только небольшая возможность того, что количественный анализ будет способен решать те проблемы, которые сформулированы с помощью качественного метода. То, чего мы вправе ожидать, это ревизия старых проблем и постановка их в новой форме, которая будет поддаваться статистической обработке. В рамках пересмотра этих проблем экономическая теория будет меняться не только по своей сложности, но также и по содержанию»[10].

В чем сущность упомянутого изменения содержания? Как утверждалось выше, в настоящее время это содержание состоит в основном из: (1) списка «желаний», «сил», «интересов» или «намерений», под воздействием которых социальные группы вовлекаются в разные виды деятельности; и (2) настойчивого «втискивания» в эти категории данных, получаемых из наблюдения социальных последствий групповой деятельности. Трудность, безусловно, как указывает Митчелл, заключается в том, что «эти интерпретации являются чем-то, что теоретик добавляет к данным, а не тем, что он из них извлекает». В результате наблюдаемое поведение часто действительно может быть классифицировано под любую или под все эти категории в соответствии убеждениями и предрассудками исследователя. Новое содержание будет состоять из обобщенных результатов статистического анализа и описания большого числа наблюдений о социальном поведении в любой сфере человеческой деятельности, которая только может нас заинтересовать.

 

Количественный метод  и «case work»[11]. Но как такие обобщения могут быть полезны для исследования отдельных случаев? Это один из фундаментальных вопросов социальных практиков. «Не существует двух похожих случаев - говорит эмпирик, - применяемая техника исследования в каждом случае индивидуальна. Она меняется с каждым изменением в моей личности и в личности моего клиента. Она должна моментально переориентироваться в процессе интервью. Как в таких ситуациях может пригодиться статистическое исследование большого количества явлений, заканчивающееся выведением «средней величины» или «типа»?».

Возражения такого рода могут быть рассмотрены только как недоразумение, связанное с непониманием того, чем  является научный статистический метод. При этом приведенные аргументы можно считать справедливыми. Но чем эти способы понимания ситуации и объяснения фактов отличаются от таковых в области прикладных естественных наук? Не сталкивается ли физик с той же самой ситуацией? Действительно, не существует двух похожих случаев. Безусловно, в процессе исследования для большей точности и обоснованности объяснение фактов должно претерпевать изменения в соответствии наблюдаемыми реакциями. Но кто может поспорить с тем, что принципы объяснения ситуации и обработки данных, с которыми работает физик, являются бесполезными? И каким образом эти принципы могут быть плодотворными? Ответ  только один: посредством тщательной регистрации и обработки большого количества различных случаев и их последствий, то есть посредством статистической генерализации.

Собственно говоря, знают они или нет, но все, кто занимается индивидуальными случаями, в действительности применяют только кустарную и грубую форму статистического метода для получения обобщений, с помощью которых исследователи трактуют собранные данные. Такие обобщения являются в какой-то степени подсознательными, основанными только на памяти исследователя о сходстве данного случая с другими. Таким образом, обсуждаемое возражение против количественного метода со стороны ученых-практиков сводится к вопросу о том, должны ли обобщения, от которых мы отталкиваемся впоследствии, быть получены посредством эмпирического кустарного способа или посредством количественной и объективной процедуры статистического метода.  Если так ставить вопрос, то самая суровая критика едва ли сможет оспорить преимущества статистического метода...

 

Трудности количественного исследования. Безусловно, большинство возражений, которые выдвигают исследователи против количественного подхода к социальным проблемам, проистекают из искреннего убеждения, что статистический подход в данном случае невозможен. Однако существуют и другие аргументы, которые гораздо менее обоснованны. Так, один из главных аргументов против использования количественных методов в социальных исследованиях состоит в том, что на исследователя неизбежно падает тяжелое бремя  рутинной работы. Как указывает Митчелл, «исследователю, использующему качественный метод, едва ли требуется какое-либо оборудование, кроме нескольких книг и едва ли он нуждается в какой-либо помощи, кроме услуг машинистки. Исследователю, который работает с количественными методами, зачастую нужна статистическая лаборатория, компьютерная сеть и целый штат полевых работников»[12]. Поскольку очень немногие ученые располагают такими ресурсами, то сама ситуация склоняет ученых использовать качественные методы, результатом чего обычно бывают обширные трактаты, характеризующиеся минимумом эмпирических наблюдений и максимумом воображения.

 

«Сухость» количественных методов. Еще одна, правда не всеми признаваемая, причина непопулярности количественных методов это ограничение, которое налагается на использование литературного стиля. Количественный подход требует в первую очередь ясного изложения проблемы исследования и строгих дефиниций. Это само по себе, как мы увидим, вызывает многие расхожие аргументы против применения количественных методов в социальных науках. Смутность терминологии и «принципы» современной социологии прекрасно подходят для ораторов и, что еще более важно, дают возможность противостоять критике. Те, кто видят в социологии главным образом этические рассуждения и чья подготовка главным образом теологическая и философская, нежели научная, особенно много говорят о вторжении количественных методов в проверенные временем философские обоснования. Утверждается, что количественный подход разрушает «реальность» ситуаций, уничтожает «человеческое» и искажает определенные «силы», проявляющиеся в «ситуации как целом». Может быть эти рассуждения и верны, но ... ввиду того, что эта «человеческая природа» и «силы» обычно являются эмоциональными пристрастиями или мистическими предрассудками, их исключение и есть та самая цель, к которой стремится наука. Перспектива того, что громкие риторические выступления, которые сегодня составляют большую часть социологической литературы, будут вытеснены «бесчисленным количеством докладов и монографий», созданных на основе количественного анализа, вызывает негодование многих. Это сделало бы невозможным использование социологии в качестве эмоционального выплеска для многих авторов и социальных работников. Но есть надежда на то, что предсказание Митчелла о будущем экономической науки, будет истинно и для социологии[13]:

Труды, которые будут создавать ученые с использованием количественного анализа,  будут представлять собой не общие трактаты , а многочисленные доклады и монографии. Приращение знания будет осуществляться путем, который характерен для естественных наук, а не посредством придумывания новых теоретических систем. Книги будут устаревать более быстро. Истории экономической теории будет придаваться меньше значения. Экономистов будут ценить больше за творческую работу, чем за их эрудицию. Прогресс будет достигаться не только через выдвижение новых гипотез, но также с помощью статистического сбора данных в новых областях исследования и с помощью изобретения новых методов. Последние будут создаваться посредством совершенствования старых способов измерения и, возможно, с помощью новых экспериментов в исследовании поведения. Будет практически невозможно охватить поле исследования в целом...

 

 

Глава 2. Трудности объективного наблюдения за социальными феноменами.

 

Экспериментальный метод в социальных науках[14]. Развитие механизмов объективации в естественных науках, а также методики их адекватного применения к изучаемым явлениям было достигнуто в основном в естественнонаучных лабораториях с помощью экспериментального метода. Преимущество этого метода заключается, во-первых, в том, что он позволяет повторить наблюдения при практически идентичных условиях. Это облегчает верификацию этих наблюдений многими другими исследователями. Во-вторых, он позволяет исследователю изменить только одно условие в определенный момент времени, поддерживая все остальные условия строго неизменными. Это позволяет устанавливать причинно-следственные связи гораздо быстрее, чем это возможно ситуации, когда контролировать условия невозможно. Если два условия изменились одновременно, то трудно установить причинно-следственную зависимость: то ли эти два обстоятельства оказывали влияние одновременно, то ли они в итоге нейтрализовали друг друга. Но в экспериментальных условиях эта трудность преодолевается с помощью искусственного контроля за переменными. В силу таких весомых преимуществ экспериментального метода, вопрос о его применении становится одним из самых важных в социальных науках. Ведь все дальнейшее развитие наук можно поставить под сомнение, если этот метод не будет применяться в эмпирических социальных исследованиях.

Естественно, исследуя социальные явления,  ученый никогда не сможет принести в свою лабораторию кусочек общества и пронаблюдать за его поведением в колбе, учитывая изменяющиеся условия. Но не все виды экспериментирования предполагают лабораторное наблюдение. Техника экспериментального метода меняется в зависимости от области исследования. В биологии, например, она представляет собой изучение воздействия различных условий окружающей среды на поведение животных, как на отдельных особей, так и на целые группы. В психологии экспериментальный метод использовался в изучении поведения человеческих индивидов. Трудности, возникшие в экспериментах с большими социальными группами, оказались грандиозными. Однако, предположение, что этот метод неприменим к исследованию социальных феноменов кажется едва ли оправданным, так как способ проведения эксперимента зависит от природы исследуемого объекта и, в конце концов, до настоящего времени этот метод в социальных науках почти не разрабатывался.

Действительно, практика применения экспериментального метода в  социальных исследованиях ни в коем случае не является новой. Он широко применялся в прошлом и все больше применяется в настоящее время. Так, в социальных исследованиях всегда использовался такой вид эксперимента, который Чепин назвал «естественным» (natural experimentation). Он заключается в наблюдении социального поведения, при котором некоторые физические факторы поддерживаются постоянными естественным путем, и последующем сравнении наблюдаемого поведения с тем, которое наблюдалось в других местах, где присутствуют или отсутствуют эти же физические факторы. Конечно, если мы полагаем, что эксперимент это только реальное вмешательство со стороны человека в исследуемые условия, то описанный естественный эксперимент нельзя назвать экспериментом в полном смысле этого слова. В любом случае, это довольно грубый метод, потому что здесь задействованы не только общие географические или физические условия, но и многие другие переменные. Однако даже с этими ограничениями, данный метод представляет огромную ценность для антропогеографов, антропологов и социологов. Например, изоляция от остального народонаселения, недостаток разнообразия флоры и фауны, климат принимаются в расчет для объяснения многих обычаев и форм жизни эскимосов, таких как отцеубийство (по причине недостатка пищи), элементарную организацию прав на собственность, отсутствие коммерции. Так, сохранение колониальных обычаев в южных Аппалачах, в то время как вся остальная страна революционизировалась, является естественным экспериментом в изучении последствий изоляции. Однако несмотря на то, что такие исследования имеют высокую эвристическую ценность, они не являются экспериментами в полном смысле этого слова, поскольку в данном случае наблюдатель не может манипулировать условиями эксперимента...

 

Социальный эксперимент и статистический метод. Вне научной лаборатории метод контроля применяется редко. При проведении социальных экспериментов для получения результата особенно важно сравнить состояние группы до и после введения нового фактора. Но этот прием влечет за собой появление серьезных трудностей, поскольку невозможно в течение эксперимента полностью проконтролировать исследуемые факторы или условия. Однако, если мы не можем исключить воздействие внешних условий, определяющих результат эксперимента, не будет ли он тем же самым, если мы измерим последствия этого воздействия? Таким образом мы можем поэтапно устранять влияние каждой переменной из общего количества последствий и в итоге сделать вывод, что оставшееся различие в социальных условиях до и после введения нового фактора, должно быть отнесено к появлению этого нового фактора. Если мы ведем тщательную регистрацию всех значимых социальных условий перед тем, как установить действие социального закона, и после этого будем продолжать навести строгую сравнительную регистрацию данных, то разве мы не получим обоснованные выводы относительно результатов эксперимента? И сегодня существует метод, который рассчитан для подобной регистрации и измерения данных, - это статистический метод. Дебаты и широкое обсуждение Поправки о запрещении спиртных напитков - интересный пример законодательного эксперимента без применения метода систематического измерения переменных. Перед принятием Запретительной Поправки не было никакой адекватной регистрации социальных обстоятельств, хотя бы как-то связанных с потреблением алкогольных напитков. Не было никаких сравнительных описаний тех же самых социальных факторов и после того, как был принят «сухой закон». Поэтому мы можем сделать только самые приблизительные и ненадежные выводы относительно этого интенсивного по эмоциональным переживаниям и дорогого по средствам эксперимента. Так, ввиду отсутствия объективных, количественных результатов мы были вынуждены формировать будущую политику на основе дебатов и на основе общественного мнения. А такой метод, безусловно, пользуется дурной славой и является крайне ненадежным. Мнения обычно рождаются из предрассудков, взращиваются в процессе неадекватного, несистематического наблюдения и основываются на воображении.

Статистический метод является не только наиболее предпочтительным для регистрации и измерения переменных в процессе социального эксперимента, но он также дает возможность определить связи между факторами и степень их случайности. Это возможно даже в относительно точных науках. Пирсон подчеркивал: «Концептуальное и эмпирическое представление о том, что вселенная есть сумма явлений, некоторые из которых более, а другие менее явно воздействуют друг на друга, сегодня является более широким, чем составление картины причинно-следственных связей... В сущности причинно-следственных связей не существует, то есть все явления случайны, и основная задача заключается в том, чтобы измерить степень этой случайности, которая ... колеблется между отсутствием зависимости и целым клубком причинно-следственных связей»[15]. Отсюда, по словам Миллса: «Ассоциация и корреляция есть понятия, которые  заменяют причинно-следственный анализ так, как вероятность и приблизительность заменяют понятие прямой зависимости»[16].

Посредством выборочного метода и через выявление средних величин, статистический метод может избавить исследователей от кажущихся непреодолимыми трудностей, связанных с огромным количеством и разнообразием социальных феноменов. С помощью метода корреляции становится возможным измерение степени случайности связей между социальными явлениями... Здесь следует заметить, что только с помощью статистического метода мы сможем найти способы преодоления трудностей, связанных с применением эксперимента в социологии.

Возможно, проведение социальных экспериментов всегда будет требовать  той строгости, которая возможна в естественнонаучной лаборатории, поскольку в этих случаях необходим постоянный искусственный контроль над условиями или факторами, воздействующими на поведение объекта исследования. Однако, тот же самый результат может быть достигнут посредством усовершенствованной методики измерения и учета воздействия этих условий. В естественных науках всегда производятся такого рода измерения и учет. Такие параметры как высота, температура и т. д. должны быть измерены и учтены перед тем, как «научные законы», характеризующие исследуемую ситуацию, найдут свое подтверждение. Способы поддержания постоянными одних факторов в целях изучения воздействия других факторов без искусственного манипулирования реальными социальными условиями данной ситуации, уже были в определенной степени реализованы в методике частичной статистической корреляции. Поэтому, ученый-экспериментатор вместо того, чтобы оградить эксперимент от влияния всех сложных физических и социальных факторов, будет учитывать их с помощью приемов измерения, которые подразумевает статистический метод...

 

 

 

Глава 4.

Основные методы социального исследования.

«Мы не говорим о противоречии количественных и качественных методов. Мы не ищем доказательств того, что один метод должен превосходить возможности другого. Вместо того, чтобы спекулировать о методе, мы с точностью до деталей применяем их на практике. Мы осуществляем количественный и  качественный анализ в меру нашего мастерства и опыта, смещая  акцент согласно тем задачам, которые нам приходится решать. Мы  очень хотим видеть, как наши коллеги совершенствуют оба типа анализа для эффективного решения стоящих перед ними задач» (Wesley C. Mitchell, «Quantitative Analysis in Economic Theory», The American Economic Review, vol. 15, 1925, p. 1).

Общие черты разных методов. Понятие науки  использовано в этой книге для того, чтобы охарактеризовать метод, который сегодня принято называть методом естественной науки[17]. Это означает, что он применяется только к тем дисциплинам, которые занимаются объективной классификацией  данных для того, чтобы свеcти широкий ряд наблюдаемых поведенческих феноменов в краткое обобщенное положение или формулу. Это, разумеется, не единственный успешный метод систематического приращения знания. Мы можем быть заинтересованы в обнаружении и объяснении только частных пространственно-временных событий или последовательности событий, как это бывает в истории и географии. Эти дисциплины иногда называют описательными науками, но так как вся наука описательна, такое  разграничение имеет сомнительную ценность. Поскольку понятия истории и географии мыслятся преимущественно как субъективные, они также подразумевают и специфический метод. Этот метод, как правило, считается отличным от метода естественных наук в силу того, что исторический метод касается главным образом регистрации каждого уникального факта, который имел место быть в близком и отдаленном прошлом; в то время как метод естественных наук это количественная классификация данных с целью построения обобщений. Это различие, однако... является различием между уровнями общего процесса исследования, а не свидетельством принципиально разных подходов к исследованию. Первоначальные наблюдения естественных наук касаются явно уникальных явлений в той области, где они встречаются. Но естественные науки не останавливаются на этом, а создают классификации на основе определенных сходств наблюдаемых явлений, игнорируя при этом их некоторые уникальные аспекты. Наука всегда абстрагирует определенные элементы или аспекты реальности и анализирует их под определенным углом, который необходим для достижения поставленной цели исследования. Из этих классификаций сходств, единообразий и следствий наука и делает свои обобщения. Таким образом, она просто продолжает процесс исследования, который на своих ранних стадиях во многом подобен историческому методу.

 

Исторический метод и естественные науки. Однако, даже чисто исторический метод стремится постепенно и объективно приобрети черты метода естественных наук. Ведь в той степени, в которой историки идут дальше простой регистрации фактов в их временной последовательности, осуществляют сравнительный анализ, а затем выводят из полученных данных типы (то есть обобщают их), в такой степени история становится естественной наукой. Из того, что такие группировки фактов и обобщения все же выполняются, становится очевидным, что не существует никакой разграничительной линии между естественными науками и дисциплинами, которые носят исторический характер. Они стремятся к слиянию и различаются  только по степени осуществления научного исследования и по степени объективности проводимых процедур.  То же самое можно сказать и о незрелом мышлении ребенка или о вошедшем в поговорку здравом смысле «человека с улицы». Как только ребенок начинает распознавать сходства и различия в собственных реакциях на свое окружение, он начинает осуществлять процедуры наблюдения и классификации. То же самое можно сказать и о научном освоении действительности. Такие реакции на различия и сходства могут быть выражены в виде количества, размера, формы, скорости или интенсивности объектов, характеристик или событий. В процессе таких реакций-ответов он (ребенок)  вовлекается в рудиментарную форму измерения или исчисления. Каждый нормальный человек, испытывая или наблюдая частоту повторения, сходства, последовательности делает более или менее широкие обобщения. Все, что наука добавляет к этой процедуре здравого смысла, это точность и объективность.

Целью нашего анализа принципиального сходства различных методов является стремление избежать большинства бесплодных разногласий по поводу использования в социальных науках этих методов одновременно. Большая целостность, объективность и точность методов естественных наук не отрицает вместе с тем ценность менее целостных или менее точных процедур. В экспериментальном отношении, даже результаты полностью случайного и субъективного исследования могут иметь некоторую ценность при постановке проблем и в поисках ключей к решению поставленных задач. Простые хронологии событий, даже если они представлены в такой форме, что снижают возможность выведения из них каких-либо научных принципов, могут иметь практическую ценность и быть необходимыми для понимания особых случаев. Все это справедливо как в отношении простого исторического описания событий, так и в отношении монографических исследований (case-study) отдельных индивидов, групп, институтов. Точное знание о прошлом каждого явления может способствовать предсказанию с высокой степенью точности их будущего поведения. Но на чем основано доверие к таким предсказаниям? Очевидно, некоторую обоснованность таким предсказаниям придает наше знание об определенных последствиях в определенном количестве случаев. Насколько в процессе обработки отдельные наблюдения приобретают аналитический, сравнительный и статистический характер, настолько увеличивается их ценность для точного прогнозирования, а значит и  научная ценность. Полностью признается этот переход к методу естественных наук  в антропологии. Так, Боас определяет антропологию как «науку, которая занимается реконструкцией ранних этапов истории человечества и пытается насколько это возможно выразить в виде законов повторяющиеся формы исторических событий»[18] (курсив автора монографии).

Если иметь в виду это определение, то спор о том, является ли антропология естественной наукой или нет, становится бессмысленным. Все зависит от того, посвящает ли себя исследователь главным образом «реконструкции ранней истории человечества» или выведению законов, анализируя «повторяющиеся формы исторических событий». Если он отдает преимущество последней деятельности, то можно сказать, что он занимается естественной наукой. Однако перед тем, как применение научного метода становится возможным, необходимо составить довольно полную картину исторических событий и фактов и это касается любой научной дисциплины. Поэтому не существует проблемы относительно ценности этих двух методических процедур. Они есть разные стадии в общем процессе понимания, объяснения и предсказания культурных явлений.

 

Комплиментарная природа разных методов. Такой взгляд на методы должен свети на нет многом бесполезную дискуссию в социальных науках, и особенно в социологии, по поводу превосходства одних методов над другими. Каждый метод занимает свое место и может быть более предпочтительным для определенной цели или на определенной стадии исследования. Вместо того, чтобы говорить об историческом методе, монографическом исследовании (case-study), сравнительном, статистическом методах и т. д. как взаимоисключающих и даже антагонистических, мы должны признать, что эти методы есть законные стадии процесса обоснования, который в самом полном виде и есть процесс естественнонаучного исследования. Ошибочность дискуссий о ценности разных методов кроется в том, что каждый метод рассматривается отдельно, как достаточный и целостный. Любой метод, который достигает своей цели, пригоден именно для этой цели. Наши методы должны меняться, так как каждый из них адаптирован для получения разных результатов или разных стадий разработки поля исследования. Даже теологические и метафизические методы,  к примеру  две стадии развития познания в теории Конта, полезны на определенных ступенях развития любой области знания. Они могут быть необходимы для выдвижения рабочих гипотез и служить экспериментальной формой обоснования. Исторические факты и обобщения могут быть также пригодны для этого, и, более того, могут представлять собой специальный материал для статистической классификации и генерализации в соответствии с методами естественных наук. Действительно, весь необработанный материал естественных наук является историческим, то есть представляет собой описание событий, которые происходили в прошлом. С точки зрения верификации, обоснования и достижения объективности суждений, ценность этих наблюдений различается в зависимости от степени отдаленности того времени, когда они происходили, точности, с которой они наблюдались и от формы, в которой они были зарегистрированы. Поскольку  форма регистрации данных во многом зависит от целей исследователя на время проведения наблюдения, то часто бывает трудно использовать совокупность данных, собранных для чисто исторических целей, в виде фактического материала для естественных наук. Избирательный процесс исторического  описания дает много сомнительного с точки зрения научных целей материала, так как часто некоторые события упускаются из виду и записываются в неколичественной форме. Это верно и в отношении как ко всем документам об истории жизни - письмам, дневникам, биографиям и т. д., так и к более формальным историческим документам.

Однако научное наблюдение также подразумевает отбор из бесчисленных характеристик и связей только некоторых аспектов исследуемых объектов и исключение всех других аспектов. Ограниченность наших реакций и символизирующих механизмов (то есть наших чувств и языковых символов) делают это неизбежным. Среди этих ограничений можно отметить неспособность наших чувств охватить более, чем сравнительно небольшое количество фактов, одновременно. Это делает необходимым выбирать для осмысления только определенные характеристики из их бесконечного числа. Из выбранных данных мы формируем научные факты, то есть производим обобщения. Необходимость выбора ставит фундаментально важный для науки вопрос: как нам следует поступать в процессе исследования - какие характеристики выбирать для рассмотрения, а какие игнорировать?

 

Сущность и функции рабочих гипотез. Когда мы сталкиваемся с конкретной повседневной проблемой мы обращаем внимание только не те события, которые с нашей точки зрения непосредственно связаны с этой проблемой. Однако, то, что мы будем считать значимым, будет связано с нашим предшествующим опытом. Иными словами, мы склонны рассматривать как значимые только те факторы, которые были значимы в других подобных проблемных ситуациях, с которыми мы уже сталкивались. Сходства могут быть как большими, так и незначительными. Если ситуация или проблема нам слишком незнакома, то есть мы не можем сравнить ее с прошлыми ситуациями или проблемами, то мы будем неспособны вынести какое-либо суждение или наши суждения будут ошибочными или основанными на слепой вере. Предположение, выдвигаемое нами относительно важности тех или иных факторов для решения нашей проблемы, становится нашей гипотезой. На основе этой гипотезы мы начинаем выносить суждения о данных, которые подтверждают нашу гипотезу или противоречат ей. В повседневной жизни мы обычно конструируем гипотезы относительно причин и способов решения наших проблем на основе аналогии - предположения о том, что, если два явления ведут себя сходным образом в одной ситуации, то возможно они будут проявлять сходство в поведении и в некоторых других ситуациях, которые интересуют нас в данный момент.

Такие аналогии имеют плохую репутацию в качестве научной процедуры, поскольку часто используются в качестве заключения или доказательства, не гипотезы, которую еще надо проверить. Аналогия полезна и обоснована только тогда, когда различия учитываются в той же степени, что и сходства. И снова необходимо заметить, что численный перевес сходств или различий совершенно не важен, а важны только те из них, которые значимы для целей проводимого исследования. Когда метод аналогии используется правильно, то он становится самым плодотворным источником гипотез не только в сфере повседневной жизни, но и в науке, а гипотезы являются начальным этапом всякого научного исследования.

Рабочая гипотеза является обязательным условием для начала сбора данных. Даже Федеральная Перепись населения имеет под собой гипотезу, согласно которой тот тип данных, который был полезен в прошлом, будет необходим и в будущем. Без гипотез нам пришлось бы регистрировать все наши реакции на стимулы окружающей среды, то есть всю совокупность наших ощущений. Но... то, на что реагируют наши органы чувств предопределяется главным образом тем, «что мы ищем». Поэтому хотим мы того или нет, отбор данных происходит на основе нашего предыдущего опыта. Рабочая гипотеза представляет собой хорошо продуманное предположение, основанное на предыдущем опыте и касающееся тех факторов, которые считаются нами значимыми в исследуемой ситуации. Единственное различие между процессом сбора данных без постановки гипотезы и тем же процессом с предварительно выдвинутой гипотезой заключается в том, что в последнем случае мы сознательно учитываем ограниченность наших чувств и пытаемся уменьшить их погрешность. Поэтому мы сужаем поле нашего исследования, чтобы сконцентрировать внимание на тех аспектах, которые, как подсказывает нам прошлый опыт, являются значимыми. Даже если мы начали с регистрации всех наших реакций, мы все равно будем вынуждены перед тем, как мы сможем использовать эти наблюдения в научных целях, производить отбор нужных данных из массы зафиксированной информации. А этот отбор осуществляется на основе гипотезы. Отсюда, будет проще и результативнее провести первичные наблюдения на основе гипотез(ы).

Рабочая гипотеза, таким образом,  является попыткой обобщения, основанной на  беглом, эмпирическом исследовании фактов. Это только «предчувствие», «интуитивное» предположение. Конечно, все «предчувствия», «интуиции», гипотезы находятся в сфере неформального, даже подсознательного, индуктивного знания. Гипотеза это пробная генерализация, основанная на таких смутных, неопределенных и неадекватных данных, что  иногда не может быть четко сформулирована. Здесь опять же существует большое различие во мнениях по вопросу о том, когда гипотеза перестает быть гипотезой и когда становится научной теорией или научным законом. Этот вопрос касается адекватности данных, на которых построено обобщение... Обычно термин «теория» используется для того, чтобы обозначить средний уровень между не подтвержденными обобщениями, известными как гипотезы, и полностью подтвержденными обобщениями, называемыми научными законами или научными фактами. Но все они являются суждениями, которые более или менее точно характеризуют изучаемые явления...

 

Опасности при построении гипотез.  Рабочая гипотеза в своей простейшей форме представляет собой всего лишь дефиницию объекта исследования. Она корректирует проведение исследования в соответствии с имеющимися ресурсами и препятствует бесцельному и произвольному сбору данных. Она направляет исследователя в отборе данных. В этом, безусловно, таится серьезная опасность. Если исследователь понимает гипотезу как положение, которое надо во что бы то ни стало подтвердить, то неизбежно происходит исключение фактов, подтверждающих противоположную гипотезу(ы), что перечеркивает всю его работу. «Рабочая гипотеза, - пишет Чеддок, - в научном смысле есть теория или объяснение, которое принимается после тщательного осмысления известных фактов с учетом всех других объяснений, включая готовность изменить данное объяснение, если факты, обнаруженные в исследовании, подтвердят другую теорию. Поэтому гипотеза выдвигается с целью включения в исследование всех доступных и  подходящих фактов, а также с целью как доказать, так и опровергнуть эту гипотезу. Именно такая гипотеза желательна и даже необходима. Она задает точку отсчета для исследования и, если основана на достаточном знании, направляет процесс исследования. Без построения гипотезы может быть собрано много бесполезных данных, поскольку исследователь боится пропустить что-либо существенное или, наоборот, могут быть пропущены именно важные факты, которые при тщательно обозначенных целях исследования не могут ускользнуть от внимания ученого. Слепой сбор массы данных не может привести к обнаружению интересных связей между фактами равно как и к новому объяснению наблюдаемых явлений»[19].

Большое разочарование, которое испытывают некоторые студенты, обнаружившие, что факты не подтверждают гипотезу или противоречат ей, приводит даже к самоубийству. Но даже оно не оправдывает ненаучных установок. С чисто научной точки зрения, вклад ученого в равной степени огромен, подтверждает ли он или опровергает выдвинутую им гипотезу. Нужно всегда остерегаться слишком сильной эмоциональной зависимости от результата исследования, поскольку она мешает беспристрастному наблюдению и объективному сбору данных, на которых основаны выводы и дальнейшие шаги научного исследования. «Гипотезы это колыбельные песни, убаюкивающие осторожность»[20]. Часто мы забываем, что гипотеза есть просто пробный постулат и принимаем ее как данность. Большую часть дискуссий об инстинктах можно приписать такого рода заблуждению. Гипотеза часто становится своего рода навязчивой идеей для того, кто ее выдвинул. Их репутация, престиж и даже их работа может находиться под угрозой, если факты ведут к опровержению принятой ими гипотезы. В этом случае мы можем стать свидетелями патетического спектакля, в котором  люди играют роль евангелистов или миссионеров, фанатически отстаивая гипотезу, которая больше не подтверждается фактами.

 

Классификация методов сбора данных. Методы сбора данных отличаются от методов манипулирования, суммирования, обобщения или других способов обработки данных. Настоящая книга касается прежде всего первой задачи. Справедливо, что возможные способы обработки данных зависят в основном от метода, с помощью которого они были получены. Поэтому метод сбора должен в свою очередь зависеть от метода, который мы намереваемся использовать в обработке полученных данных. Но большего всего споров возникает по поводу классификации методов, что объясняется неспособностью провести различие между методами сбора данных и методами их классификации, трактовки и манипуляции. Отсюда мы имеем большое «разнообразие» методов: исторический, монографический (case-study), «статистический», «обзорный» и т. д. Не существует ничего взаимоисключающего в этих методах. С одной стороны, все способы сбора данных есть сбор «отдельных случаев»(cases). А «обзор» есть только обозначение типа исследования, относящегося  к широкому масштабу исследуемого объекта, где может использоваться любой или все методы получения данных. Классификация методов сбора данных, как и все классификации, должна указывать, во-первых, каково основание или цель этой классификации, а  во-вторых, ее категории не должны пересекаться.

Основные методы сбора данных в социальных науках могут быть классифицированы согласно: 1) масштабу; 2) источникам; 3) приемам сбора или получения данных.

Относительно масштаба исследования, Чепин классифицировал методы исследования следующим образом[21]: а) case-work или исследование индивидуальных случаев; b) выборочное или выбор части поля исследования, основанное на предположении, что эта часть является репрезентативной частью целого; c) полное перечисление или включение всех данных в поле исследования...

Относительно источников, из которых данные могут быть получены, существуют два вида общепризнанных, а именно:

(1) Исторические источники:

(a) документы, бумаги, папирусы, наскальные надписи и т. д.;

(b) геологические  формации, окаменелости и т. д.

(2) Полевые источники:

(a) частная информация от живущих на этом месте индивидов;

(b) прямое наблюдение за поведением (включая вербальное поведение...

Исторические источники в этой классификации представляют собой записи или следы, которые прошлые события оставили после себя и которые зарегистрированы и сохранены с помощью различных устройств и приемов. Воспоминания живущих индивидов также безусловно являются следами прошлых событий и являются историческими в том смысле, что все события, которые уже произошли есть исторические. Но поскольку цель настоящей классификации источников заложить основу для обсуждения способов сбора данных, то записанная или произнесенная информация, сохраненная для особой цели и полученная от живущих индивидов, классифицирована здесь как полученная из полевых источников. Единственным дополнением может служить метод прямого наблюдения за событиями и людьми, который также может быть классифицирован как метод полевой работы.

 

Критическая оценка исторических источников. Перед началом полевого опроса или исследования всегда должен быть проделан тщательный обзор всех документальных источников, касающихся предполагаемого исследования. Это важно для того, чтобы избежать двойной работы, и имея в виду те выводы, которые могут быть получены благодаря этим методам -  избежать ловушек и разного рода трудностей. Кроме того, желательно сравнить чьи-либо находки с таковыми у других исследователей при тщательном учете процедуры исследования в каждом случае. Размещение соответствующих документальных источников в любом исследовании в значительной степени зависит от знания разнообразных систем индексации... После расположения соответствующих документальных источников, их критическая оценка становится следующей задачей.

Для удобства оценки документальные источники обычно разделяются на два класса, а именно (1) первичные и (2) вторичные.

Под первичными мы понимаем любые источники данных, которые собираются в первую очередь и компонуются одним и тем же исследователем. Вторичные - это любые другие источники. Так, регистрационные карточки в конторе архивариуса университета можно назвать первичным источником для изучения возрастной и половой структуры студенческого корпуса университета. Компиляция записей на регистрационных карточках в университетском каталоге также является первичным источником. Однако, газетный репортаж, основанный на этих данных, можно охарактеризовать как вторичный источник. Подобным образом полные отчеты Федерального Правительства о переписи населения есть первичные источники, но изложение результатов переписи во Всемирном Альманахе или Статистическом отчете по США, должно считаться вторичным источником. «В ситуации, когда ответственность за сбор первоначальных данных и за их обнародование как в печатной, так и в других доступных формах, неразделимы, источник может называться первичным. Но когда данные обнародует человек, который не участвовал в получении первичных данных, то источник, содержащий такие данные, называется вторичным»[22].

Важность этого разделения лежит в относительной надежности этих двух типов источников. Первичные источники не более надежны, чем люди или агентства, ответственные за них. Но если они действительно являются первичными и поэтому не подвластны коррекции или верификации со стороны человека, который использует эти данные, то единственное, за что можно подвергнуть их критике или коррекции, это высокая вероятность влияния предубеждений или ошибочность способов сбора этих данных. Вторичные источники  больше подвержены ошибке, чем дальше они отходят от первичных источников. Даже такие простые процедуры как переписывание, перепечатывание и т. д. чреваты невольными ошибками. К тому же существуют почти неограниченные возможности злоупотребления и манипулирования первичными источниками, как то - их частичная репрезентация, которая обусловлена всякого рода предубеждениями, перераспределение данных, пренебрежение соображениями их сравнимости с другими фактами, пренебрежение специализацией первичных источников.

Поскольку процесс получения данных из документальных источников подвержен многочисленным ошибкам, которые уменьшают их научную ценность, появляется необходимость как можно более скрупулезного исследования данных, привлекаемых из вторичных источников. Если данные извлечены из вторичных источников, то первый и наиболее удовлетворительный метод их проверки - это сравнение их с данными из первичных источников в случае, если они доступны. Однако, если первичный источник оказывается недоступен, то мы должны применить к вторичным источникам те же самые правила критического анализа, которыми мы руководствуемся, когда имеем дело с первичными источниками.

Принципы критической оценки, которые необходимо применять ко всем документальным источникам, обобщил  Чепин[23]:

         А- Документы с самого начала должны быть критически проанализированы по их внешним или объективным характеристикам.

(1) Авторство должно быть строго проверено и установлено.

(2) Источники должны быть строго классифицированы.

(3) Исследователь должен избегать сверхкритической оценки, которая превращает инструмент исследования в самоцель, а не в средство достижения истины.

В - Затем документы должны подвергнуться критическому анализу по их внутренним или субъективным характеристикам. Это очень важно...

(1) Что подразумевает автор под каким-либо утверждением? Каково реальное значение этого утверждения независимо от его литературного или другого значения?

(2) Был ли вывод, сделанный автором добросовестным?

(a) Не было ли у автора умысла ввести читателя в заблуждение?

(b) Не оказывалось ли на автора давление, в результате чего он мог сказать неправду?

(c)  Находился ли автор под воздействием симпатии или антипатии, что повлияло на объективность его выводов?

(d)  Не находился ли автор во власти тщеславия?

(e) Не был ли под влиянием общественного мнения?

(f)  Не было ли у автора каких-либо литературных, драматических амбиций, которые могли бы исказить истину?

(3) Является ли данное утверждение точным? Или более конкретно:

(a) Был ли автор плохим наблюдателем вследствие слабоумия, какого-либо другого умственного дефекта или психической патологии?

(b) Хорошо ли автор ориентировался в пространстве и времени?

(c)  Был ли он небрежным или равнодушным?

(d)  Был ли другой факт такого же свойства, который не мог быть наблюдаем?

(e)  Был ли автор документа простым свидетелем или профессиональным, опытным наблюдателем?

(4) Если есть подозрения, что автор не являлся непосредственным наблюдателем описываемых событий, необходимо определить подлинность и точность источников информации, которыми он пользовался.

C - Особые факты могут быть определены с помощью процедуры сравнения, которая взвешивает противоречивость и адекватность выводов, включая вычисление степени их вероятности.

 

Методы полевого исследования.  После того, как: проблема исследования определена; выдвинуты и приняты рабочие гипотезы; собраны, тщательно проанализированы и критически оценены все релевантные документальные источники (первичные и вторичные), необходимо принять решение о том, с помощью каких методов будет проводиться полевое исследование. В процессе этой подготовительной работы должны быть решены следующие вопросы: в чем заключается проблема исследования, какова природа и сущность предмета и объекта исследования и в какой форме мы хотели бы видеть решение этой проблемы. Эти вопросы в свою очередь определяют минимальный масштаб исследования, то есть тот минимум данных, который требуется для получения желаемых выводов. Это  задача ... определения минимальной выборки, которая статистически пригодна для целей исследования. Однако, чем больше выборка, тем более надежны выводы. Поэтому особенно желательно полное перечисление полевых данных, которые берутся во внимание. Масштаб любого исследования должен находиться между минимальной выборкой, достаточно репрезентативной для наших целей, и полным перечислением данных.  Какой, отсюда, будет точный масштаб этого исследования с позиции людей, руководящих исследованием, в значительной степени будет определяться временем, финансами и оборудованием, включая полевой обслуживающий персонал. Все эти соображения будут предопределять методы, которые должны быть использованы для того, чтобы получить и проверить изучаемые факты.

Существует два основных метода полевого сбора фактов: (1) исследователь выходит в поле и регистрирует данные, непосредственно наблюдая за объектом исследования; (2) исследователь может добыть данные из вербальных или письменных ответов людей, которые имели непосредственный контакт с исследуемыми явлениями.

Первый метод осуществляется исследователем, который отправляется регистрировать число домов в определенном районе, их размер, бытовые условия (отопление, свет), расстояние от этих домов до школ и церквей. Он может описать на основании прямого наблюдения характеристики, занятия и особенности поведения людей, живущих в этом районе. Он может определить расу или национальность, манеру одеваться; посещаемость библиотек, школ и общественных собраний; а также частоту, с которой люди проходят определенный угол города, на каких транспортных средствах путешествуют, какие магазины посещают. Наконец, исследователь может зарегистрировать положение в социальной структуре и социальные функции индивидов через определение их настоящего профильного статуса. Здесь наиболее подходят интенсивные физические и психологические лабораторные тесты, которые используются в медицинских и психиатрических обследованиях. Так, были созданы тесты для измерения временной реакции (reaction-time), координации импульсов, эмоциональных реакций, а также большое количество вербальных тестов, созданных для определения так называемых «аттитюдов» (установок) и «интересов». Такие тесты могут быть адекватно классифицированы как прямое наблюдение или только как первичные наблюдения вербального поведения. Их также можно рассматривать как достаточно надежные индикаторы общего поведения индивида в реальной жизненной ситуации. В последнем случае эти тесты принадлежат скорее ко второй категории, отмеченной выше.

Преимущества метода прямого наблюдения, осуществляемого опытным исследователем, и соответствующие недостатки косвенного метода могут быть кратко охарактеризованы как следующие: (1) Прямой метод позволяет опытному исследователю провести объективное наблюдение и поэтому быть предметом проверки со стороны других исследователей. Наблюдения случайных свидетелей с необходимостью являются непрофессиональными, ненадежными и трудными для проверки. (2) Прямой метод предоставляет нам картину реального поведения в непосредственной жизненной ситуации, а не того поведения, которое индивид думает, что осуществляет, или мог бы исполнять в реальных или гипотетических условиях. Это исключает, таким образом, возможные ошибки, касающиеся непонимания, неправильной интерпретации слов, а также предрассудков, которые обычно присутствуют в словесных сообщениях, получаемых от человека, который был свидетелем явлений, но должен полагаться на свою память о многих из них. Наше знание о пределах ассоциативной памяти, о роли предположения и фантазии в человеческом поведении должно корректировать наше восприятие таких сообщений. И наконец, (3) метод прямого наблюдения есть метод естественных наук и обладает преимуществами точного наблюдения и измерения, которые находятся в распоряжении этих наук. Этот метод всегда следует применять, что бы ни диктовали ученому содержание и ресурсы исследования.

Метод прямого наблюдения, однако, имеет определенные ограничения, которые до настоящего времени вынуждали большинство исследователей собирать данные с помощью второго метода, о котором говорилось выше, а именно - со слов людей. Трудности, возникающие при применении этого метода, в значительной степени остаются теми же, что сопутствуют проведению социальных экспериментов... В процессе контролируемого лабораторного эксперимента физик имеет дело с интересующим его явлением, регулярно происходящим в течение небольшого промежутка времени в условиях, которые гарантируют, что эти явления будут вести себя так же и в естественных условиях. Он также может сделать наблюдения, не ожидая в течение долгого времени появления этих феноменов в естественных условиях. Создав искусственную среду, он может даже уменьшить пространство и время, в пределах которых эти процессы могут происходить. Таким образом, в лаборатории могут быть получены искусственные природные условия, в которых можно протестировать сопротивляемость краски погодным условиям так, как если бы эта краска находилась в реальных погодных условиях 10 лет и больше.

В социальных науках отсутствуют возможности лабораторного наблюдения данных, исследователь должен ждать появления интересующих его явлений или опираться на сообщения по памяти других людей и исторические свидетельства событий, которые произошли в недавнем или отдаленном прошлом. Большинство данных в рамках Федеральной переписи населения, так же как и в других случаях, были собраны вторичным способом. Возраст, раса, национальность, религиозная принадлежность человека так же, как и утверждения о его собственности, доходе и бизнесе, регистрируются со слов опрашиваемого. Существует только незначительная возможность проверки его высказываний, однако некоторые данные проверить нельзя, а проверка таких факторов, как времяпрепровождение, уровень доходов и др. может быть запрещена. Мы принимаем информацию со слов опрашиваемого, хотя знаем, что, даже не учитывая намеренной фальсификации  фактов с его стороны, его память и характер сведений о себе дают гарантию только приблизительно правильных ответов. Поэтому в настоящее время мы основываемся на неточных сообщениях большинства членов общества для получения большинства социальных данных. До тех пор пока мы не разовьем гораздо более понятные и эффективные системы официальной регистрации данных, мы будем основываться на личных свидетельствах подобного рода...

Сегодня особенно важным становится совершенствование способов получения данных из уст людей, то есть таких приемов получения вторичной информации, которые будут гарантировать высокую степень точности прогнозов человеческого поведения. Все это даст возможность избежать проведения трудоемкого, дорогостоящего, большого по временным затратам исследования непосредственного поведения людей... В самом деле, через тщательную проверку каждого блока информации, через их сопоставление друг с другом,  через сопоставление с объективно установленными фактами, можно определить с высокой степенью точности достоверность индивидуальных письменных и устных свидетельств. Поскольку в настоящее время в процессе сбора большей части данных мы не можем ограничиться только наблюдением конкретного непосредственного невербального поведения людей в неподконтрольном  (исследователю) социальном окружении, наша проблема может решиться через совершенствование техники получения достоверной информации от людей, которые непосредственно находятся в исследуемой ситуации. Эта техника принимает обычно одну из трех форм: (1) Неформальное словесное интервью (индивида или группы). (2) Более формальное соблюдение заранее приготовленного опросника в получении ответов на вопросы. (3) Вопросник, который заполняется опрашиваемым без личного руководства со стороны исследователя...

 



[1] G. A. Lundberg Social Research. A Study in methods of Gathering Data. - New York, London, Toronto: Longman, Green and Co., 1929, pp. 1-53, 76- 95, с сокращениями. Перевод  с англ. Симоновой О.А.

[2] Stuart Chase «The Tragedy of Waste, pp. 17,18...

[3] John Candler Cobb «Quantitative Restating of Sociological and Economic Problems», American Journal of Sociology, Vol. 32, 1927, p. 921.

[4] John F. Markey «The Symbolic Processes and its Integration in Children: A Research in Social Psychology», pp. 141, 142, 146, 147. См. также: John Dewey «Experience and Nature», pp. 322 ff.; G. H. Mead «Genesis of the Self and Social Control», International Journal of Ethics, Vol. 35, 1924-25, pp. 251-77; C. H. Cooley «The Roots of Social Knowledge», American Journal of Sociology, Vol. 32, 1926, pp. 59-80.

[5] Непременное условие (лат.) - прим. пер.

[6]

[7] Термины количественный и статистический используются в этой книге как взаимозаменяемые, потому что по крайней мере в социальных науках эти два термина, как правило, синонимичны. Безусловно, мы признаем, что в некоторых естественных науках доминирует количественный анализ, который является безоговорочно статистическим в узком значении этого слова. Это связано с тем, что почти полностью контролируемые условия, при которых естествоиспытатель работает, дают ему возможность удерживать постоянными или исключать многочисленные факторы, чего нельзя сделать в любой неподконтрольной ему ситуации. В результате сравнительно небольшое количество наблюдений может дать валидную основу для обобщения материала. Относительное отсутствие такого типа контроля в социальных науках вынуждает нас  полагаться  в большей степени на менее четкие констатации средних величин и корреляций. Мы также осознаем, что данные статистики могут иногда быть «качественными», то есть сформулированными в виде атрибутов, а не в количественных величинах. В таких случаях количественный аспект заключается в подсчете присутствия или отсутствия определенных атрибутов. См.: G. U. Yule «An Introduction to the Theory of Statistics», ch. 1.

[8] Wesley C. Mitchell «Quantitative Analysis in Economic Theory», American Economic Review, Vol. 15, 1925, p. 12.

[9] Ibid., p. 5.

[10] Ibid., p. 3.

[11] Подобно case-study, case-work может пониматься как совокупность монографических исследований, которые характеризуются погружением в отдельное явление, рассматриваемое как уникальное и неповторимое. Примером такого исследования может служить фокусированное интервью.

[12] Ibid., p. 2.

[13] Ibid., pp. 6,7.

[14] Содержание книги по этой теме в значительной степени передает результаты первых исследований в этом отношении профессора Стюарта Чепина (F. Stuart Chapin)  в его работе «The Experimental Method in Sociology», The Scientific Monthly, Vol. 4 (1917), pp. 238-247. Цитаты и большинство примеров взяты из этого источника с разрешения автора.

[15] Karl Pearson «The Grammar of Science», pp. 173-4.

[16] «On Measurement in Economics», Ch. 2 of «The Trend in Economics», edited by R. G. Tugwell.

[17] Термин «естественная наука» здесь используется в его общепринятом значении,  то есть относящийся к таким наукам как химия, физика и другие. Вообще, все науки являются «естественными» и социальные феномены  во многом сравнимы с явлениями, которыми занимаются химия и физика.

[18] Franz Boas «Anthropology», Columbia University Lectures on Science, Philosophy, and Art, 1907-8, p. 8.

[19] R.E. Chaddock «Principles and Methods of Statistics», p. 5.

[20] F.W. Westaway «Scientific Method», p. 5.

[21] F.S. Chapin « Field Work and Social Research», p. 47.

[22] R. E. Chaddock «Principles and Methods of Statistics», p. 392.  Секрист указывает, что разделение между первичными и вторичными источниками есть в значительной степени один из уровней работы с данными и, что «данные, которые являются вторичными в руках одной стороны, могут быть первичными для другой» (Horace Secrist «An Introduction to Statistical Methods, 1925, p. 25).

[23] F. S. Chapin «Field Work and Social Research», pp. 37,38.

 
 
« Пред.   След. »