Главная Каталог статей Полезные ссылки Поиск по сайту Гостевая книга Добавить статью

Главная arrow Для студента arrow Рецензии, эссе 

Сравнительная рецензия 3 по курсу: Социальные изменения
Рейтинг: / 0
ХудшаяЛучшая 
12.02.2010 г.

На тему №3: Украина и Россия в контексте трансформационных процессов: социальные силы, структуры, институты. Основные тенденции изменений

Х.Штайнер Формирование социальных структур в современной России // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2001 №6 (56) С. 30-47

Беляева Л.А. Новое в социальной дифференциации общества в постсоветской России // Куда пришла Россия?.. Итоги социетальной трансформации / под общ. ред. Т.И. Заславской. М.МВШСЭН, 2003. с.120-126

 

Беляева пишет об институционализации рыночных отношений, а потому о  новых чертах российского общества, говорит о нарастании к 2002 настроений стабильности и позитивных тенденций в оценках материальных условий жизни, и о том, что это одна из ключевых составляющих социального мира и порядка, говорит о разных периодах реформ, о том, что именно молодежь и лица в раннем среднем зрелом возрасте в наибольшей степени почувствовали на собственной жизни новые возможности для самореализации и поднятия материального статуса, говоря о прозрачной прямой корреляции возраста и лояльности к рынку…

Штайнер пишет о развитии капитализма «по-русски», о крайне конфликтном, разворачивающемся «изнутри» процессе преобразований, задаётся риторическим вопросом, почему же капитализм в России кому-то должен развиваться цивилизованно. Применяя социально-структурный анализ автор разбирается с «текучим» обществом, советская база которого теоретически не разработана, простраивает этапы развития капиталистического общества в России, рассуждает о влиянии перестройки на социальные структуры, приватизации государственной собственности и официальном переходе к капитализму в эпоху Ельцина, просматривая состав новых капиталистов параллельно с теоретической необоснованность современных социальных структур России, например, рабочего класса, через призму социальной поляризации, проблемах бедности, безработицы, коррупции, приходит к смене элит и новым отношениям господства.

Беляева создает впечатление исследователя, работающего с отрывочными, изолированными массивами данных, с массивами в вакууме, забывая, например, о том, что «рыночные отношения» в постсоветской России – это не результат свободного выбора, а историческая необходимость, связанная с крушением и невозможностью дальнейшего функционирования проекта «плановой экономики». Примером такой исторической необходимости может послужить, например, современная Северная Корея. А потому в контексте отрывочности исследования Беляевой кажется недостаточно «социологичным» мнение автора о «нарастании настроений стабильности и позитивных тенденций в оценках материальных условий жизни». Ведь по сути это есть констатация содержимого таблиц сопряженности, но не их анализа, коим можно, например, считать утверждение Ядова о не столько стабилизации в смысле улучшения, сколько о стабилизации в смысле рутинизации хаоса. Умение мыслить нелинейно, видя иногда пространства более чем нескольких измерений, – это качество, которое не может быть свойственно поголовно всем исследователям, всё же не есть оправдание неумению вместо прямой увидеть синусоиду смены эмоциональных состояний. «Порадовало» еще и деление исторического процесса на «разные периоды реформ», которое меня смущает как минимум интуитивно на уровне социологического образования, даже не логического мышления.

Штайнер в этом смысле качественно отличается в попытках найти что-то новое в социальных структурах и дифференциациях в современной постсоветской России, а потому и критика его сравнительно другого уровня. Автор «жалуется» на отсутствие модели советского общества, в то время как, само определение общества подсказывает ответ на этот вопрос – единственное общество, которое было в Советском Союзе – партийное. Всё, что было вне партии, можно было называть несознательным элементом, по сути, социальным «инвалидом», «преступником», а потому не членом общества вообще. А уж для того, чтобы пронаблюдать структуру партийного общества, не нужно быть Эйнштейном. По этой же причине, утверждение Штайнера о том, что «в России до сих пор не сформировались партии, направляемые интересами, ориентированными на социальные структуры общества», кажется если не смешным, то странным. После партийного в России не было никакого общества, потому что строить это общество было некому, разве что «олигархия» может претендовать на это звание, но ее интересы также противоречивы, поэтому и «олигархическое общество» - это пока утопия для ОАО РФ. Здесь, думаю, следует всё-таки упомянуть о том, что Россия – это ядро СССР (которое даже не требовала своего национального парламента ввиду безусловного доминирования в «межнациональном»), которое всё еще распадается. Думаю, 1990-ый год – это период полураспада, но никак не его окончание. И вот главная проблема здесь в том, что у СССР будущего нет – оно начало распадаться (это заметили все, кроме дискретных коммунистов), а Россия закончилась еще в 1917 году. «Да здравствует Московия» или «Пусть живет Западная Монголия» - не знаю, я профессионально посткоммунистическими трансформациями в отличии от Штайнера и Беляевой не занимаюсь. С другой стороны, Штайнер правильно замечает (и это упрек Ядову, а не Беляевой), что в России доля иностранного капитала тщательно скрывается через различные схемы приватизация, разобраться в которых довольно сложно. Но даже банальный пример кича газом, за которым забыт тот факт, что нефти на территории России юридически уже нет – она здесь хранится для гигантов типа «Шелл». А это, кстати, «крушение» последней опоры для начала трансформации в теории модернизации, указанной Ядовым – богатство государства. Даже оно в России под вопросом, а значит и начало трансформаций «вперед» под огромным вопросом, а вот рутинизация хаоса подтверждается, подтверждается и предположение об умении разбираться в видах апатии (эвфемизм) Беляевой, но никак не в «новом в социальной дифференциации общества в постсоветской России».

Знакомясь в последнее время с большинством текстов о посткоммунистических России и Украине, создается впечатление (сейчас будет метафора), что все авторы участвовали  в эксперименте, в ходе которого сорокаместный автобус сбросили с двухсотметровой скалы, потом от туда бережно вытащили, поставили несколько новых подшипников и повесили новый освежитель воздуха и стали изучать с впечатляющим энтузиазмом его умение ездить на скорости 200 км/ч, поворачивать под 90 градусов, заезжать на гору и спускаться по серпантину, абсолютно не задумываясь о том, зачем этот автобус сбрасывали вниз, и нужно ли было его оттуда доставать, абсолютно не смущаясь те фактом, что этот автобус до сих пор возит детей в школу в перерывах между диагностиками и новыми экспериментами, как их называет Беляева «реформами».

 

» Нет комментариев
Пока комментариев нет
» Написать комментарий
Email (не публикуется)
Имя
Фамилия
Комментарий
 осталось символов
Captcha Image Regenerate code when it's unreadable
 
« Пред.   След. »