Главная Каталог статей Полезные ссылки Поиск по сайту Гостевая книга Добавить статью

Главная arrow Лекции arrow СОЦИАЛЬНЫЕ ИДЕИ ВЕТХОГО И НОВОГО ЗАВЕТОВ Сомин Н.В 

Лекция 5. Святоотеческое имущественное учение. Св. Иоанн Златоуст
Рейтинг: / 0
ХудшаяЛучшая 
03.02.2010 г.

Личность, судьба и творения св. Иоанна Златоуста. Богатство и любостяжание. Богатство и любовь к ближнему. Социальный имущественный идеал. Об институте собственности. Отношение Златоуста к милостыне. Новоначальные и совершенные. Значение имущественной концепции Златоуста.

 

Из всех социальных вопросов Новый Завет наибольшее значение придает вопросу имущественному, т.е. проблемам, богатства, бедности, собственности и милостыни. Неудивительно, что и святые отцы, занимающиеся в основном интерпретацией Нового завета, также уделяют этому вопросу значительное внимание. Мы рассмотрим сначала вершину святоотеческого учения – имущественную концепцию св. Иоанна Златоуста. А затем уже посмотрим,  так сказать, на склоны этой вершины – что по этой проблеме говорилось до и после Златоуста.

 

Личность, судьба и творения св. Иоанна Златоуста.

Златоуст (347-407), уроженец Антиохии, прожил непростую жизнь. Получив превосходное светское образование, он крестился уже в сознательном возрасте и 4 года был чтецом в храме. Затем – 4 года подвижничества в монастыре и 2 года уединения в пустыни, и наконец, 5 с половиной лет диаконства. В то время диаконы не только служили, но и активно занимались устроением дел прихожан. О подвиж­ническом характере деятельности св. Иоанна в этот период говорит многозначительный факт: он отказался в пользу бедных от всего своего имущества. Таким образом, к моменту священнической хиротонии (386 г., Златоусту уже было 39 лет) он был всесторонне готов к этому служению. Обладая выдающимися ораторскими способностями и умножив их специальными занятиями (он учился у известного ритора Ливания), Златоуст сразу поразил прихожан своими проповедями. Но их сила была не только в отточенной форме. Златоуст быстро нашел свою тему  – нравственные проповеди, изображение грехов, человеческих пороков и немощей, а также способов борьбы с ними. Это именно то, в чем особенно нуждаются его пасомые, и именно то, в чем пресвитер Иоанн исключительно силен. Мало кто из христианских писателей умел так понимать грех, как этот великий моралист. И уж конечно ему не было равного в изображении греха, всех извивов его проявлений, и пагубности последствий. Его проповеди имею громадный успех, народ приходит в храм специально, чтобы их послушать. Скорописцы их стенографируют и продают желающим (именно поэтому сохранилось значительно количество творений святителя). Слух о замечательных способностях Златоуста (так прозвал его народ) доходит до двора и молодой император Аркадий приглашает его (398г.) на Константинопольскую кафедру. Начинается самый блестящий, но и самый трагический период жизни святителя.

Первое, что делает Златоуст став архиепископом, - наводит порядок в своей епархии, нравы которой были сильно развращены. Естественно, этим святитель нажил себе массу недоброжелателей. Кроме того, как только на Константинопольскую кафедру взошел смело употребляющий власть Златоуст, Александрийский епископ Феофил, большой мастер интриги, почувствовал в нем своего врага. Так создалась «клерикальная партия» недоброжелателей великого святителя.

 Еще сложнее складываются отношения со двором. Златоуст всегда был глубоко убежден, что священство выше царства. Поэтому неудивительно, что, относясь к императору (и императрице) почтительно, Златоуст уверен в своей власти  обличать их дела, если они не соответствуют христианским заповедям. Тем более, что поведение императрицы Евдоксии, властной и любостяжательной, требовало исправления. Евдоксия затаила злобу, и вокруг нее образовалась «партия двора», жаждавшая свержения Златоуста.

Наконец появилась и третья «партия» противников святителя. Дело в том, что святитель продал излишки строительных материалов и даже дорогие церковные сосуды, и на вырученные деньги устроил несколько богоугодных заведений, в том числе – больницу для прокаженных на окраине Константинополя. В результате цена земли вокруг больницы упала, чем была крайне недовольна группа богатых землевладельцев, которая стала интриговать против него.

Улучив удобный момент все «партии» объединились и, возведя на святителя нелепые обвинения, устроили над ним суд – знаменитый суд в местечке «Под дубом» (403 г.). Смещенный с кафедры Златоуст уже был отправлен в ссылку, но случилось непредвиденное – землетрясение. Явное знамение Божие напугало Евдоксию, и она поворачивает вспять - Иоанн снова на кафедре. Но вскоре Евдоксия с ужасом убеждается, что Иоанн совершенно не изменился: он снова во всеуслышание обличает пороки императрицы. Это для нее уже слишком. Повод найден, собор снова созван, Иоанн снова низложен и отправлен в Кукуз – глухую деревушку в горах Армении.  Три с половиной года Зла­тоуст находится там, пытаясь добиться правды, но тщетно. Более того, по навету его недругов, Аркадий решает «перевести» опального святителя подальше, в Пицунду.  В сентябре 407г. в местечке Команы в Абхазии, измученный жестоким обращением конвойных, он со словами "слава Богу за все" остав­ляет этот падший мир.

Тексты св. Иоанна Златоуста, в которых изложено его имущественное учение, обладают рядом примечательных особенностей. Первое, что должно быть отмечено - это огромное число фрагмен­тов, так или иначе толкующих вопросы собственности, богатства и ми­лостыни – их несколько тысяч. По объему все принадлежащее по этой теме Златоусту во несколько раз превышает написанное по этому поводу другими святыми отцами II-XII вв. вместе взятыми. Замечено, что добрая четверть всех текстов Златоуста касается имущественной темы. Для св. Златоуста – безусловно это тема «номер один». Все это говорит о том исключительном значении, которое придавал Златоуст проблеме христи­анского отношения к собственности и богатству.

Но главное, что бросается в глаза - это удивительная разбросанность материала. При полном отсутствии произведений, целиком посвя­щенных исследуемому вопросу, чуть ли не в каждом из творений Злато­уста можно найти фрагменты по рассматриваемой проблеме. На первый взгляд кажется, что в этом нет никакой системы. Однако это не так. У Златоуста все подчинено единой цели - донести до своей паствы цер­ковное учение. Его гомилии построены по трех­частной схеме. В первой части святитель последовательно и подробно разъясняет коммен­тируемый текст, входя во все нюансы смысла. Во второй части Златоуст излагает нравственные следствия из только что пройденного текста. При этом, хотя святитель и свободно пользуется цитатами из других книг Писания, тема все же берется из прокомментированного фрагмента. Наконец, в третьей части святитель пускается в свободное плавание, мастерским поворотом переходя к наиболее животрепещущей в этот мо­мент для него теме. И зачастую уже эта последняя уже никак на связана с первоначальным текстом. И нередко, по поводу, а чаще без всякого повода, святитель вдруг сворачивает на свою любимую стезю, поражая слушающих то ярким обличением богатства и богатых, то апологией бедности, то восхищением перед милостыней.

Мы постараемся вычленить главное из многочисленных высказываний святителя по имущественной теме.

 

Богатство и любостяжание

Тут бросается в глаза, казалось бы, противоречивая позиция святителя. С одной стороны, он говорит, что губительно не богатство, а любостяжание:

"Не богатство - зло, а любостяжание и сребролюбие" /II:33/.

Но с другой не раз высказывается в том смысле, что губит человека именно богатство:

"Оно (богатство - Н.С.) душу делает гнусною, - а что бесчест­нее этого?" /XI:415/.

"Подлинно, богатство делает (людей) безумными и бешеными. Если бы у них была такая власть, они пожелали бы, чтобы и земля была зо­лотая, и стены золотые, а пожалуй, чтобы небо и воздух были из зо­лота. Какое сумасшествие! Какое беззаконие! Какая горячка! Другой, созданный по образу Божию, гибнет от холода, а ты заводишь такие прихоти! О гордость! Может ли безумный сделать больше этого?" /XI:417/.

На самом деле, никакого противоречия тут нет. Дело в том, что Златоуст указывает на удивительный закон «мертвой петли» – губительной зависимости между любостяжанием и богатством:

"Я никогда не перестану повторять, что приращение богатства более  и более возжигает пламя страсти и делает богачей беднее прежнего,  возбуждая в них беспрестанно новые пожелания... Смотри вот, какую силу и здесь показала эта страсть.  Того, кто с радостию и усердием подошел к Иисусу,  так помрачила она и так отяготила, что когда Христос повелел ему раздать имение свое, он не мог даже дать Ему никакого ответа,  но отошел от Него молча,  с поникшим лицом и  с  печалью" /VII:645/.

"Итак, кто  презирает  богатство,  тот  только подавляет в себе страсть к нему;  напротив,  кто желает обогатиться и  умножить  свое имение,  тот  еще более воспламеняет ее,  и никогда не в силах подавить" /VII:647/.

"летать, скажешь,  невозможно. Но еще более невозможно положить предел страсти любостяжания;  легче для людей летать, нежели умножением богатства прекратить страсть к нему" /VII:648/.

"Разве вы не знаете, что чем больше кто имеет, тем большего желает?" /XII:26/.

Итак, чем больше человек имеет, тем более в нем воспламеняется страсть любостяжания, которая заставляет человека иметь еще больше. Этот эффект под названием «положительная обратная связь» хорошо известен в технике: система, как говорят инженеры, «идет вразнос», и ее разрушение неминуемо. Увы, то же самое происходит в системе «любостяжание-богатство», когда страсть любостяжания разрастается до гибельных пределов. Радикально разорвать «мертвую петлю» можно только освободившись от богатства. А отсюда под истинной милостыней святитель подразумевает полную раздачу имения бедным:

"Как же можно спастись богатому? Все стяжание свое делая общим для нуждающихся" /VII:751/.

"...если ты не подаешь, пока имеешь, ты не все еще исполнил" /VIII:518/.

"Ты говоришь:  я подал. Но не должно прекращать подаяний. Тогда только ты можешь иметь извинение, когда сам не имеешь, когда сам ничем не обладаешь.  Доколе же у тебя чего-нибудь есть,  то хотя бы ты подал и тысячам нищих, но пока еще есть другие алчущие, тебе нет извинения" /X:627/.

Почему же святитель так строг? Златоуст подробно обосновывает свою позицию. Читая гомилии Златоуста поражаешься многочисленности фрагментов, рисующих тотальное поклонение мамоне, повсеместное укоренение страсти любостяжания в мире. Златоуст живописует поистине страшную картину:

"Но, о,  власть денег,  очень многих из наших братий отлучающая от стада!  Ведь ничто иное уводит их отсюда, как тяжкая та болезнь и иногда негасимая печь:  это владычица, грубее всякой грубости, мучительнее зверя, свирепее демонов - она кружит теперь на площади, владея  своими  пленными,  давая тяжкие приказания и нимало не дозволяя вздохнуть от гибельных трудов" /XII:311/.

" все мы простираем руки на любостяжание,  и никто - на  вспомоществование (ближним); все - на хищение, и никто - на помощь; каждый старается,  как бы увеличить свое состояние, и никто - как бы помочь нуждающемуся; каждый всячески заботится, как бы собрать более денег, и никто - как бы спасти свою душу; все боятся одного, как бы не сделаться бедными,  а как бы не попасть в геенну, о том никто не беспокоится и не трепещет" /XII:194-195/.

"Этот недуг  (хищение  и любостяжание - Н.С.) объял всю вселенную,  обладает душами всех, - и, поистине, велика сила мамоны!" /VIII:509/.

"О сребролюбие! Все свелось к деньгам, - потому и перепуталось! Ублажает ли кто кого,  помнит деньги; называют ли несчастным,  причина опять в них же.  Вот о том только и говорят, кто богат, кто беден. В военную ли службу кто имеет намерение поступить, в брак ли кто вступить желает,  за искусство ли какое хочет приняться,  или другое что предпринимает,  - не прежде поступает к исполнению своего намерения, пока   не   уверится,   что   это   принесет  ему  великую  прибыль" /VII:885-886/.

Подобные, буквально «вопиющие», цитаты можно приводить и приводить.  "Простите, я дрожу от гнева"  /X:208/ - даже восклицает святитель. Но если столь тотально и губительно сребролюбие, то  и врачевство против такого опасного недуга должно быть радикальным. Отсюда и требование «отдать все»: ведь если оставить богатство, то благодаря «мертвой петле» не ровен час разовьется губительное сребролюбие. Тотальность погони за богатством убеждает святителя, что богатый – почти всегда любостяжательный.

Почти, но не всегда. Златоуст сам приводит примеры ветхозаветных праведников: «Иов был богат, но не служил мамоне». В том же контексте упоминает он и Авраама. Что же думает об этих случаях великий святитель? Его позицию раскрывает фрагмент, сказанный им по поводу «игольных ушей» (Мф.19,24):

"А отсюда видно, немалая награда ожидает тех, кто при богатс­тве умеет жить благоразумно. Потому Христос называет такой образ жизни делом Божиим, чтобы показать, что много нужно благодати тому, кто хочет так жить" /VII:646/.

Иначе говоря, можно спастись и оставаясь богатым, но это - удел лишь высоких душ, получивших особую, сугубую благодать от Бога. Воис­тину "Человекам это невозможно, Богу же все возможно" (Мф.19,26). Остальным же, обыкновенным христианам, путь один: «все, что имеешь, продай и раздай нищим» (Лк.18,22). Путь, безусловно, узкий, но спасительный.

Для святителя полное личное нестяжание, добровольная бедность  – личный христианский идеал.

 

Богатство и любовь к ближнему.

Златоуст разворачивает целую имущественную философию в свете любви к ближнему. Именно с этой точки зрения он смотрит на богатство: умножает ли оно любовь, или, наоборот, тушит ее. И здесь с удивительным прямодушием и бесстрашием он говорит об обратной зависимости между любовью и богатством:

"желание иметь средств к жизни больше, нежели сколько у ближнего, происходит не от иного чего, как от того, что любовь охла­дела" /XI:153/.

"каким образом владеющий богатством бывает благ? Конечно, он не благ, но он становится благим, когда раздает свое богатство. Ког­да же не имеет его, тогда он и благ; и когда раздает его другим, тогда тоже благ; а до тех пор, пока удерживает его при себе, он не бывает благим /XI:705/.

Мы уже говорили о том, что богатый должен отдать все, причем аргументация Златоуста находилась в лично-аскетической плоскости (опасность быть задушенным «мертвой петлей»). Но великий святитель постоянно выставляет и другой аргумент:  любовь к ближнему заставляет богатого (если он христианин) раздавать свое имение:

"Вот почему и признаком учеников Своих Он поставил любовь, по­тому что тот, кто любит, необходимо печется о благосостоянии любимо­го лица" /VII:781/.

Поэтому для Златоуста уже сам факт обладания богатством говорит о том, что этот человек отвергся христианской любви. В этом смысле богатство для святителя является как бы лакмусовой бумажкой, высвечивающей степень любви в человеке. В качестве при­мера он не раз указывает на богача из притчи о богаче и Лазаре.

Относительно способов собирания богатства у святителя нет никаких иллюзий - оно как правило наживается неправедно:

"Почему же, скажешь, Он многим дает? Но откуда видно, что Он дает? Кто же, скажешь, дает другой? Собственное их любостяжание, грабительство" /XII:173-174/.

"если ты хочешь разбогатеть, то не лихоимствуй, если хочешь оставить детям богатство, приобретай (богатство) честное, - если только таковое бывает" /XI:21/.

"В отношении имущества невозможно быть одному богатым без того, чтобы наперед другой не сделался бедным" /X:419/.

А вот  не требующая комментариев, убийственная формулировка:

"невозможно разбогатеть тому, кто не делает несправедливости" /XI:703/.

Святитель не устает повторять, что богатство, которое не истра­чено на милостыню фактически есть грабительство и подлежит жестокому осуждению:

"не уделять из своего имущества есть также похищение" /I:805/.

"Как казнохранитель, получивший царские деньги, если не раздаст их кому приказано, а истратит на собственную прихоть, подвергается наказанию и погибели; так и богач есть как бы приемщик денег, следу­ющих к раздаче бедным, получивший повеление разделить их нуждающимся из его сослужителей; посему, если он истратит на себя сколько-нибудь сверх необходимой нужды, то подвергнется там жесточайшей ответствен­ности; потому что имущество его принадлежит не ему собственно, но его сослужителям" /I:805-806/.

 

Социальный имущественный идеал.

Златоуст всячески поддерживает идею о том, что все принадлежит Господу. Только Он является подлинным собственником всего Им созданного. Но отсюда он делает вывод о богоустановленности и общей собственности:

«Не Божия ли земля и исполне­ние ее? Поэтому если наши блага принадлежат общему Владыке, то они в равной степени составляют достояние и наших сорабов: что принадлежит Владыке, то принадлежит вообще всем» /XI:704/.

Этот тезис Златоуст тут же подробно обосновывает:

Разве мы не видим такого уст­ройства в больших домах? Именно всем поровну выдается определенное количество хлеба, потому что он исходит из житниц домохозяина: дом господский открыт для всех. И все царское принадлежит всем: города, площади, улицы принадлежат всем: мы все в равной мере пользуемся ими. Посмотрите на строительство Божие. Он сотворил некоторые пред­меты общими для всех, чтобы хотя таким образом устыдить человеческий род: воздух, солнце, воду, землю, небо, море, свет, звезды - разде­лил между всеми поровну, как будто между братьями, и другое сделал Он общим: бани, города, площади, улицы. И заметь, что касается того, что принадлежит всем, не бывает ни малейшей распри, но все соверша­ется мирно. Если же кто-нибудь покушается отнять что-либо и обратить в свою собственность, то происходят распри, как будто вследствие то­го, что сама природа негодует, что в то время, когда Бог отовсюду собирает нас, мы с особым усердием стараемся разъединиться между со­бою, отделиться друг от друга, образуя частные владения, и говорить эти холодные слова: "то твое, а это мое". Тогда возникают споры, тогда огорчения. А где нет ничего подобного, там ни споры, ни распри не возникают. Следовательно, для нас предназначено скорее общее, чем отдельное, владение вещами, и оно более согласно с самой приро­дой...Несмотря на то, что необходимое находится в общем владении всех, мы не наблюдаем общения во владении даже ничтожнейшими предме­тами. Между тем для того-то Бог дал нам первое в общее употребление, чтобы мы научились из этого, что и последние должны быть у нас общие со всеми. Но мы и таким образом не вразумляемся» /XI:704-705/.

Примат общей собственности над частной тут высказан совершенно ясно: «Следовательно,  для нас предназначено скорее общее,  чем  отдельное, владение вещами, и оно более согласно с самой природой».

С особым пиететом великий святитель говорит об общей собственности при описании жизни Иерусалимской общины. Это, может быть, самые вдохновенные страницы Златоуста:

"Когда был исторгнут корень зол, - разумею сребролюбие, - то превзошли все блага и они тесно были соединены друг с другом, так как ничто не разделяло их. Это жестокое и произведшее бесчисленные войны во вселенной выражение:  мое и твое, было изгнано из той святой церкви, и они жили на земле, как ангелы на небе: ни бедные не завидовали богатым, потому что не было богатых, ни богатые презирали бедных, потому что не было бедных, но бяху им вся обща: и ни един же что от имений своих глаголаше быти; не так было тогда как бывает ныне. Ныне подают бедным имеющие собственность, а тогда было не так, но отказавшись от обладания собственным богатством, положив его пред всеми и смешав с общим, даже и незаметны были те, которые прежде были богатыми, так что, если какая может рождаться гордость от презрения к богатству, то и она была совершенно уничтожена, так как во всем у них было равенство, и все богатства были смешаны вместе" /III:257-258/.

"Смотри какой тотчас успех: (по поводу Деян.2,44) не в молитвах только общение и не в учении, но и в жизни!" /IX:71/.

"Это было ангельское общество, потому что они ничего не называли своим...Видел ли ты успех благочестия? Они отказывались от имущества и радовались, и велика была радость, потому что приобретенные блага были больше. Никто не поносил, никто не завидовал, никто не враждовал, не было гордости, не было презрения, все как дети принимали наставления, все были настроены как новорожденные... Не было холодного слова: мое и твое; потому радость была на трапезе. Никто не думал, что ест свое; никто (не думал), что ест чужое, хотя это и кажется загадкою. Не считали чужим того, что принадлежало братьям, - так как то было Господне; не считали и своим, но - принадлежащим братьям" /IX:73/.

"Как в доме родительском все сыновья имеют равную честь, в таком же положении были и они, и нельзя было сказать, что они питали других; они питались своим; только удивительно то, что, отказавшись от своего, они питались так, что, казалось, они питаются уже не своим, а общим" /IX:110/.

"Видишь как велика сила этой добродетели (общения имений), если она была нужна и там (т.е. в Иерусалимской общине). Действительно, она - виновница благ" /IX:112/.

Именно в «общении имений», т.е. общей собственности видит Златоуст христианский имущественный идеал. Причем, он прямо с амвона призывает своих прихожан последовать примеру первохристиан:

"Но если бы мы сделали опыт, тогда отважились бы на это дело. И какая  была бы благодать!  Если тогда,  когда не было верных,  кроме лишь трех и пяти тысяч, когда все по всей вселенной были врагами веры, когда ниоткуда не ожидали утешения, они столь смело приступили к этому делу, то не тем ли более это возможно теперь, когда, по благодати  Божией,  везде во вселенной пребывают верные?  И остался ли бы тогда кто язычником? Я, по крайней мере, думаю, никто: таким образом мы всех склонили бы и привлекли бы к себе. Впрочем, если пойдем этим путем,  то уповаю на Бога,  будет и это. Только послушайтесь меня, и устроим дело таким порядком; и если Бог продлит жизнь, то, я уверен, мы скоро будем вести такой образ жизни" /IX:114/.

Святитель общность имений даже на­зывает "виновницей благ" /IX:112/. Однако отсюда не следует, что Златоуст считал общение имений панацеей от всех социальных нестрое­ний. Он делает удивительно глубокое и ценное для нас замечание:

"Но скажи мне: любовь ли родила нестяжание, или нестяжание - любовь? Мне кажется, любовь - нестяжание, которое укрепляло ее еще больше" /IX:110/.

Святитель ясно понимает, что общение имуществ должно зиждиться на высочайшем нравственном уровне; только тогда оно будет благодат­ным и стабильным. Чисто же административное, насильственное введение общения иму­ществ, без нравственного усовершенствования людей никаких благих плодов не даст.

Несмотря на радикальность, концепция святителя безусловно включает в себя ненасилие. Зла­тоуст уверен, что церковь должна действовать методом убеждения. Он говорит:

"дело священника только обличать и показывать дерзновение, а не употреблять оружие" /VI:413/.

И святитель, применяя самые раз­нообразные аргументы, обличает и убеждает, беспрестанно стараясь до­биться того, чтобы богатые сами поняли ужас того, что они творят и добровольно отказались от своего богатства, раздав его бедным.

 

Об институте собственности.

«Не было холодного слова мое и твое» – прочли мы выше. Для Златоуста «мое и твое» - это концентрированное выражение смысла частной собственности – слово «жестокое», "произведшее бесчисленные войны", "холодное". Уже одно это ярко характе­ризует негативное отношение святителя к частной собственности. В другом месте св. отец еще более строг:

"слово - это "мое" - проклятое и пагубное; оно привнесено от диавола" /XI:181/.

«Мое и твое» - от диавола! Тут святитель кардинально расходится с представителями современного богословия, принимающих частную собственность за богоустановленный институт.

 

Отношение Златоуста к милостыне.

Говоря об этом, обычно останавливаются на его безграничном восхвалении добродетели милосердия. И действительно, он ставит милостыню выше девства, выше поста и молитвы, даже выше чудотворений. Еще более достойно удивления, что великий создатель литургии, которая была названа его именем,  евхаристическую чашу ставит вровень с чашей холодной воды для нищего: «ты сам де­лаешься священником Христа, когда руками своими подаешь (нищему – Н.С.) не тело, не хлеб, не кровь, но чашу холодной воды"   /VII:479/, ибо «так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали мне» (Мф.25,40).

Но нужно понимать, какую милостыню столь ценит святитель. В своих творениях он указывает на свойства подлинной милостыни - милостыни, так сказать, в идеале. Таких идеальных свойств три:

Во-первых, милостыню обязаны давать все, не только богатые, но и бедные. Абсолютная величина милостыни здесь не играет значения. Златоуст пишет:

"Я часто говорил и теперь повторяю: важность милостыни измеря­ется не количеством подаваемого, но расположением подающего. Вы зна­ете о вдовице; хорошо всегда на память приводить этот пример, дабы и бедный не отчаявался, представляя ее, положившую две лепты" /VII:229/.

Во-вторых, милостыню необходимо давать всем без разбора, в том числе и - по нашему мнению, недостойным. Мы не имеем право выбирать, кому дать, а кому нет.

"Милостыней потому и называется, чтобы мы подавали и недостой­ным. Милующий не исправного, а согрешившего милует; исправный досто­ин похвал и венцов, а грешник милости и снисхождения. Таким образом мы и в этом будем подражать Богу, если будем давать порочным" /III:294/.

Обратимся теперь к третьему свойству подлинной милостыни. Оно, по Златоусту, заключается в том, что отдать нужно всё. Требование, на первый взгляд, неисполнимое и не соответствующее нашим представ­лениям о милостыне. Но мы уже знаем, что спастись богатому можно только отдав все. Но если это возможно для богатого, то тем более возможно и для бедного. Златоуст не раз приводит пример евангельской вдовы, которая, положив в сокровищницу две лепты, отдала все. Иное, более скупое подаяние, святитель и не считает милостыней:

"Но для чего я напрасно говорю это людям, которые не хотят даже отказаться от привязанности к деньгам, считают их как бы бессмертны­ми и, если подадут только малое из многого, то думают, что уже ис­полнили все? Нет, это - не милостыня; милостыня -(подаяние) той вдовы, которая пожертвовала "все житие свое" (Мк.12,44)". /XII:233/.

Рассказывая о свойствах настоящей милостыни святитель имел в виду следующую картину.  Представим себе, что все отдадут всем все. Тогда результатом будет... христи­анская община, подобная первохристианской Иерусалимской об­щине, где торжествует принцип общения имуществ. Именно там реализуются упомянутые "все, всем и всё". Это «ангельское» состояние достигнуто, по Златоусту, путем милостыни:

"Таков плод милостыни: чрез нее упразднялись перегородки и пре­пятствия, и души их тотчас соединялись: "у всех их бе сердце и душа едина" /XI:880/.

Потому-то Златоуст так высоко и превозносит эту общину, что она возникла закономерно, как логическое завершение заповеди Христовой о ми­лостыне. Потому-то так высоко превозносит святитель милосты­ню, что она является подлинным путем к совершенству, причем не только личному, но и общественному.

 

Новоначальные и совершенные.

Златоусту, как впрочем и другим святым отцам, чужд упрощенный взгляд на вещи по принципу белое/черное. В первую очередь, это выражается в четком различении требований к новоначальным и совершенным, причем именно в области имущественной этики. Если заповеди для стремящихся к совершенству изображают  идеал, ту цель, к которым должны стремиться и отдельные личности и общество в целом, то требования к новоначальным  указывают на первые шаги, которые христианин должен сделать, следуя по этому пути к идеалу. Златоуст – и великий богослов-моралист и великий пастырь. Его сердце, любя Бога, не может умолчать об идеале, установленном Самим Христом, а любя ближнего, - заставляет скорбеть и заботиться о грешных пасомых, для которых идеал пока оказывается недостижимым. Сам Златоуст, руководствуясь соображениям икономии, это различение не раз оговаривает:

"Итак, если вдруг всего достигнуть для тебя трудно, то не домо­гайся получить все в один раз, но постепенно мало помалу восходи по этой лестнице, ведущей тебя на небо" /VII:647/.

"А что многие исполнили это учение (не заботьтесь, что вам есть и во что одеться - Матф.6,25), мы можем доказать примером тех, кото­рые так любомудрствуют и в наше время. Но на первый раз для нас дос­таточно будет, если вы научитесь не лихоимствовать, почитать добром милостыню, и узнаете, что должно уделять от своих имуществ неимущим. Если, возлюбленный, ты исполнишь это, то скоро будешь в состоянии исполнить и то" /VII:247/.

"Не можешь совершенно расстаться с богатством? Уделяй часть от имения твоего (...) Не хочешь отдать Ему (Христу) всего? Отдай по крайней мере половину, или третью часть" /VII:478/.

"...у нас и речь теперь не о том, чтобы вы растратили имущест­во. Я желал бы этого; но так как это бремя выше сил ваших, то я не принуждаю. Я только убеждаю, чтобы вы не желали чужого, чтобы уделя­ли и от своего" /VIII:441/.

"А что говорит Христос? "Лиси язвины имут, и птицы небесны гнезда: Сын же человеческий не имать, где главу подклонити (Лук.9, 58). Если бы мы стали этого требовать от вас, то это, может быть, многим показалось бы делом трудным и тягостным. Итак, ради вашей не­мощи, я оставляю эту строгость: а требую только, чтобы вы не имели пристрастия к богатству, - и как, ради немощи многих, я не требую от вас такой высокой добродетели, так убеждаю вас, и тем более, уда­ляться пороков. Я не осуждаю тех, которые имеют домы, поля, деньги, слуг; а только хочу, чтобы вы владели этим всем осмотрительно и над­лежащим образом. Каким надлежащим образом? Как следует господам, а не рабам, т.е. владеть богатством, а не так, чтобы оно обладало ва­ми, употреблять его, а не злоупотреблять" /VIII:129/.

"Ведь не на самый верх нестяжания ведем мы тебя, просим только, чтобы ты отсек лишнее, и возлюбил только довольство, а довольство ограничивается самым нужным, без чего жить нельзя. (...) Когда ты научишься ограничиваться довольством, тогда, если ты захочешь подра­жать евангельской вдовице (Лк.21,14), поведем тебя к высшему. Ты не­достоин еще любомудрия этой жены, когда заботишься о довольстве. Она была выше и этой заботы, потому что все средства своего пропитания повергла (в сокровищницу)" /X:640-641/.

Отметим, что различение «идеальных» и «икономических» воззрений великого святителя – ключ к адекватному пониманию его имущественной позиции. Если этого различения не делать, то можно вынести совершенно превратное представление о его имущественных воззрениях (что, к сожалению, зачастую и делается). Дело в том, что сочинения Златоуста – это его проповеди, обращенные к пастве, весьма далекой от христианского совершенства. А потому святитель значительно больше уделял времени «икономическим» высказываниям, чем «идеальным». Ведь Златоуст – прежде всего пастырь, болеющий за исправление душ своих пасомых, а не отвлеченный теоретик. Хотя, как мы видели, и принципиальные положения святитель высказывал ясно и не однажды.

 

Значение имущественной концепции Златоуста.

Подведем итоги и попытаемся кратко выразить то, что думал великий святитель о проблеме собственности. Златоуст строит свою концепцию как бы на двух уровнях: уровне личного отношения к собственности и богатству («психология собственного») и уровне отношения между людьми («социология собственности»). С другой стороны, необходимо различать принципиальные воззрения святителя, которые он считал христианским идеалом, от тех икономических высказываний, которые Златоуст обращал к новоначальным. Учитывая это, его воззрения можно представить в виде следующей таблицы.

 

 

Уровень "психологии     собственного"          

Уровень "социологии собственности"    

Принципиальные воззрения  

Полное нестяжание  (добровольная бедность)                      

Общность  имуществ (добровольный  коммунизм)

Икономические требования

 Отказ от роскоши и                 излишеств

Милостыня, жертва части имения бедным

 

Тут необходимы некоторые пояснения. Стремиться к полному нестяжанию христианин должен как по аскетическим соображениям (иначе ему предстоит борьба со страстью любостяжания), так и по любви к ближнему, ибо удерживая богатство у себя, христианин доказывает этим, что судьба ближнего его заботит менее, чем собственная. Общность имущества является заповедью для совершенных христианских обществ, ибо только он согласован с полным нестяжанием и, кроме того, поддерживает в общине братскую любовь. Милостыня, по Златоусту, - путь от новоначального состояния к совершенному. Если все отдадут всем всё, то тогда оковы частной собственности будут разрушены и в общине установится «общение имений». Насильственные формы экспроприации имущества у богатых Златоуст отрицал: богатые должны сами, по любви, отдать все бедным.

Таким образом, великий святитель развивает исключительно емкое и глубокое учение о богатстве и собственности, которое включает в себя и высшие, идеальные стороны учения, и пастырскую практику икономии.

Правда, необходимо отметить, что социологический уровень у Златоуста было бы более точно назвать «микросоциологическим» – он затрагивает только межличностные отношения. Проблемы же «макросоциальные», скажем, социально-экономического строя святителем не рассматриваются.

 

Литература:

I-XII. Иоанн Златоуст - Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, Архиеписко­па Константинопольского, в русском переводе. тт. I-XII. С.-Петербург. Издание С.-Петербургской Духовной Академии. 1894-1911.

 

 
« Пред.   След. »