Христиане решились, наконец, заговорить о переменах в окружающем
мире. Положение дел таково, что если не разобраться в причинах кризиса
церкви и не обратить тенденцию вспять, то христиане уже в ближайшем
будущем останутся в меньшинстве. Против статистики трудно спорить.
Я мог бы нарисовать крупными мазками глобальную картину и дать
рекомендации служителям, но предпочту быть субъективным и исповедальным
в своих размышлениях. К этому меня подталкивают и мои оппоненты,
которые за последние годы обвинили меня в философском гуманизме,
либерализме, постмодернизме и прочих смертных грехах с точки зрения
традиционализма. Поэтому стоит прояснить эти вопросы не только для
других, но и выразить это для себя.
Как христианин я должен время от времени давать некий самоотчет,
сверять свои принципы, принятые ранее, с поступками и словами дня
сегодняшнего. Побудительной причиной таких оценок и отчетов является
фундаментальный факт текучести, изменчивости, процессуальности мира, в
котором мы живем. Ничто не стоит на месте, все течет, все изменяется.
Все реки текут. В реку нельзя войти ни дважды, ни однажды. Настолько
все подвижно.
Жизнь предполагает постоянное обновление, внутренние перемены в
ответ на внешние сигналы. Эти физические и биологические законы имеют
свои духовные и социальные аналоги. Церковь и общество - открытые
социальные системы, сложные организации и живые организмы, сообщающиеся
сосуды. Их взаимная направленность, соотнесенность позволяет мне
определять себя и свое место, формировать представления о себе и мире,
в котором я должен ориентироваться, жить и служить.
Недавно мы провели круглый стол «Каким быть церквям завтра?», на
котором один из участников заявил, что если на этой встрече никто не
скажет о постмодерне, то дискуссию можно будет считать пустой. Можно
было сказать и проще: когда христиане говорят о ситуации внутри своих
религиозных общин, стоит хотя бы изредка выглядывать из окна, чтобы
понять происходящее на улице и отреагировать на внешний мир. Я люблю
постмодерн, потому что в этом умонастроении формируются представления о
мире будущего. При этом я не считаю, что постмодерн имеет хоть какое-то
отношения к нашим церквям, они далеки от будущего и даже от
современности. Складывается впечатление, что мир ушел вперед на
несколько эпох, а церковь осталась в средневековье. Так что здесь
ликбезом насчет постмодерна не поможешь.
И общество, и церковь, как есть часть, остаются в плену архаики,
традиционализма, коллективистских стереотипов, ксенофобии. В 1923 г.
русский религиозный философ Борис Вышеславцев заговорил о вселенской
миссии России в чрезмерно рационалистической мире, но тут же сбился на
мифологизаторство: «Мы интересны, но непонятны; и, может быть, поэтому
особенно интересны, что непонятны. Мы и сами себя не вполне понимаем,
и, пожалуй, даже непонятность, иррациональность поступков и решений
составляют некоторую черту нашего характера»[1], после чего начал
рассказывать сказки и былины, отыскивая в них ответы на загадки
таинственной русской души.
Мифы владеют славянским сознанием до сих пор. Не пройдя Ренессанса и
Просвещения, не приучившись к уважительному диалогу культур и религий,
трудно разобраться в современных проблемах мира, в том числе и в
постмодерне. Перепрыгивая через ступеньки, не задерживаясь на уроках
истории, мы вообразили, что уже сидим на вершине горы и можем поучать
ошибки человечества.
Я убежден, что Бог управляет всей историей, а это означает, что
церковь должна пройти все стадии развития человечества вместе с людьми,
принимая в событиях участие и разделяя ответственность. Большой бедой
наших церквей является непреодолимая разорванность, разобщенность
культуры и церкви, наблюдаемая с начала Реформации. Реформаторы были
учениками гуманистов и сделали великое дело для очищения церкви от
средневековых пережитков, но основным оружием их продолжателей стали
отнюдь не книги, а мечи. Крестьянская война потопила в крови непонятые
инициативы христианских гуманистов. Профессор Лютер вызывал ненависть у
масс, которые требовали простых, непрофессорских решений. Ранее он сам
критиковал интеллигента Эразма Роттердамского, но после узнал на себе
ужасы народного, бескультурного христианства. Я задаю себе вопрос: не
лучше ли для нас, если бы Лютер писал и печатал всю жизнь книги, не
бросая зажигательных фраз в народ? Не стоило ли объединиться с Эразмом
и заняться просвещением народа, вместо того, чтобы бросить армии разных
церквей навстречу друг другу?
Церковь была реформирована, но заплатила за это столетием
религиозных войн и разобщенностью с обществом, отчуждением от людей.
Средневековая культура была разрушена, но не реформирована. Культура
осталась вне церкви и была отдана на откуп «титанам Возрождения» и
интеллигенции Нового времени. Оттуда идет прямая линия к Просвещению и
Постмодерну, в которых прозвучал приговор «религиозному мракобесию» и
была провозглашена свобода общества от церкви. Если церковь ничтоже
сумяшеся проводила реформы ценой человеческих жертв, то общество тем
смелее взялось за революции без церкви и против церкви. Церковь и
общество как части некогда целого средневекового мира стали
противоположны друг другу и до сих пор находятся в состоянии войны.
Есть и другая тенденция в истории. Она хорошо видна в истории
восточного христианства. Я имею в виду византийский идеал симфонии
церкви и государства. Ныне он воплощается в России и остается предметом
мечтаний для желающих собрать в одних руках все ветви власти.
Утрату дистанции от мира, растворение церкви в мире ради комфорта и
власти, торговлю своими принципами можно вписать в логику экономики.
Война и торговля определяют отношения между властью политической и
властью церковной. Простые же люди, не имеющие отношения к власти,
страдают от «смерти Бога» в современной культуре, и от распятия Бога
современными фарисеями.
Пока мы рассматриваем отношения церкви и общества в категориях
власти (войны – власти политической, торговли – власти экономической),
неравенство не разрешимо; не имеет большого значения, кому власть
принадлежит, ибо она Богопротивна и оскверняет ей обладающего.
Сегодня многие церковные служители мечтают иметь те же богатства и
полномочия, что и политики. Но не достаточно получать льготы, награды,
покровительство от власти, чтобы наконец-то влиять на общество. Нужно
изменить стиль мышления и отказаться от власти. «Разделяй и властвуй» -
не для христиан, у которых тысячи конфессий, конкурирующих между собой
за прихожан. Почему бы не посмотреть на мир в ракурсе духовной
культуры, а не власти? Культура может быть общей, а власть нет.
Культура по природе духовна, а власть мирская. Но при всем этом церковь
занята борьбой за власть, а не преображением культуры.
Конечно, с культурой не все так просто. Мы настолько запустили
христианскую культуру, что руки опускаются. Зато в светской культуре за
это время произошла огромная инволюция и Богоборчество достигло
беспрецедентных успехов.
В своем отношении к миру я замечаю определенную эволюцию. Раньше я
часто цитировал фразу «В одной руке Библия, в другой газета». Ныне
сторонники «теологии освобождения» в меньшинстве, но их слова звучат
как неотвеченный вызов: «Мы остро нуждаемся в обновлении богословского
образования, в исследовании проблем, вставших перед нами в последнее
десятилетие, Это вопрос о связи между словом Божьим и реальностью. Мы
должны держать Библию в одной руке и газету в другой. Газета без Библии
лишена смысла, а Библия без газеты бездейственна»[2].
Вместе с тем мир не столько привлекает меня как поле деятельности,
сколько пугает как враждебная территория, на которой я вряд ли могу
что-либо серьезно изменить. Сейчас, когда растут мои дети, я переживаю
не только о своем призвании, но и безопасности в мире завтрашнего дня.
Я все больше соглашаюсь с Гоголем, который писал в конце жизни:
«Некоторые из нынешних умников выдумали, будто нужно толкаться среди
света для того, чтобы узнать его. Это просто вздор. Опроверженьем
такого мнения служат все светские люди, которые толкаются вечно среди
света и при всем том бывают всех пустее. Воспитываются для света не
посреди света, но вдали от него, в глубоком внутреннем созерцании, в
исследовании собственной души своей, ибо там законы всего и всему:
найди только прежде ключ к своей собственной душе; когда же найдешь,
тогда этим же самым ключом отопрешь души всех»[3].
Учитывая, что церковь занимается властью и мало занимается
культурой, это отпугивает от нее ищущих, наиболее творческих и думающих
людей. Они приходят в христианство, но не приходят в церковь. Можно
смело говорить о нецерковном христианстве, развивая интуиции Д.
Бонхеффера об «анонимном христианстве». Как отмечают религиоведы,
«Основную конкуренцию православию составляют не другие религии, а бурно
растущая категория людей вообще без (конфессиональной принадлежности,
«христиан вообще». «Христиане вообще» — это люди с менее определенным,
менее четким религиозным мировоззрением, чем приверженцы какой-либо
определенной конфессии… Движение, таким образом, идет не к большей
определенности,, а к большей неопределенности»[4].
Очевидно, что демократизация общества открыла дорогу к адогматизму
религиозного мышления, раскрепостило его. После атеизма пришло не
христианство, а некая синкретическая духовность. Корни такой
религиозности связываются с протестантизмом, «с господством той формы
христианства, которая первой пошла путем религиозной терпимости,
толерантности и идейной дедогматизации» [5].
На мой взгляд, анонимное, нецерковное христианство становится
реальной альтернативой в мире, где церковь скомпрометировала себя игрой
в политику и бизнес. Примет ли церковь этот вызов всерьез, будет ли
готова на новую реформацию – вопрос для ее лидеров. Для себя я
определился, что буду делать все, что смогу для такого обновления
церкви, для развития христианской культуры на дистанции от власти. Я не
выбирал мир, в котором я живу, но я выбираю свою позицию в нем –
человека культуры, ее адвоката, апологета, проповедника. Если завтра
появятся те, кто сможет изменить образ мира, вернуть церковь в общество
и преобразить тем самым духовную культуру, я буду считать, что в этом
большом деле есть и мой вклад, малозаметный и малопонятный сегодня.
Уверен, что все малые усилия, предпринятые вчера и сегодня, завтра
суммируются в великом деле реформации.
[1] Борис Вышеславцев. Русский национальный характер // Вопросы философии. – 1995. - №6
[2] «В одной руке – Библия, в другой – газета»
[3] Гоголь Н.В. Собрание сочинения в 14 т. – М.-Л., 1952. - Т. 8. - С. 248
[4] Филатов С.Б., Фурман Д.Е. Религия и политика в массовом сознании // Социологические исследования. – 1992. - №7. - С. 6
[5] Там же. - С. 8.
» 1 Комментарий
1"Мирошниченко" at 27.11.2009 г. 05:45
Боюсь,как бы Библия не смешалась с газетой в том смысле,что,к примеру,современные христиане слушают P.O.D.,носят пирсинг,наколки,мужские сережки,переделывают всем известную песню группы Eagles на христианские тексты,как-бы \\\"для всех становясь всем,чтобы спасти хотя бы некоторых\\\",а на самом деле оказываясь соблазном для себя и окружающих.
» Написать комментарий
|