Религиовед-любитель

Составляющие успеха, выпавшего на долю романа Дэна Брауна «Код да Винчи»,  не столь уж просты, как могло бы кому-то показаться. Несомненный талант беллетриста автора – необходимое, но не достаточное условие состоявшегося успеха. Талантливых беллетристов в мировом масштабе предостаточно, но стать создателем  супербестселлера удается очень не многим.

В случае с Дэном Брауном львиная доля успеха оказалась обусловлена выбором темы: беллетрист нацелил свое бойкое перо на предмет, далеко не заурядный. Чтобы обратиться к истории Христа и христианству как теме для авантюрно-криминального романа, одной бойкости мало. Но чтобы иметь смелость предложить миру художественную оранжировку альтернативной истории Христа и христианства (в данном случае неважно, что она не им придумана), надо обладать дерзостью, граничащей с либо с детским легкомыслием, либо с безумием.

Впрочем, не следует преувеличивать: в мире, где христианство на протяжении последних столетий подвергается регулярным нападкам и массированным налетам со стороны нигилистов всех мастей, не надо отличаться особым мужеством, чтобы быть антихристианином. 

То, что выглядит сатанинской дерзостью в глазах христиан, имеет совсем иной вид в глазах секулярной публики, не верующей в Бога. Для нее любой богохульник, если он имеет вид респектабельного господина, а в его речи богохульство прикрыто налетом философского интеллектуализма и исторической эрудированности, - фигура вполне легитимная.

Именно по этому пути и пошел Дэн Браун. Если до уровня Михаила Булгакова он не дотягивает, то с булгаковским Берлиозом его вполне можно поставить в один ряд. Его, как и Берлиоза, не упрекнешь в отсутствии начитанности.  Именно эрудиция религиоведа-любителя помогла ему сконструировать роман-калейдоскоп, в котором сплелось множество смысловых линий. В этом романе-ребусе авантюрно-криминальная интрига соединилась с элементами мистики, астрологии, фрейдизма, феминизма, а также с рассуждениями о язычестве, тамплиерах, чаше Грааля, масонстве и многом другом. Если к этому добавить еще изрядную дозу забористого антиклерикализма, направленного в основном против Ватикана, то картина будет достаточно полной.

Неискушенный читатель, получивший секулярное воспитание и образование и соприкасавшийся с христианством лишь по касательной, при первом знакомстве с романом Дэна Брауна сделает для себя любопытное открытие: оказывается, существует иная, истинная история Христа и христианства, не похожая на ту, о которой он мельком слышал.

Роман как презентация трех духовных сил – христианства, язычества и секуляризма

Христианству на протяжении его истории противодействовали и продолжают противодействовать две главные силы – это язычество и секуляризм. В романе персонификаторами этих сил выступают куратор Лувра Жак Соньер (язычество) и профессор Роберт Лэнгдон (секуляризм). Христианство же представлено членами ордена «Opus Dei» - епископом Арингоросой и монахом-убийцей Сайласом, странным альбиносом, чем-то напоминающим такого же серийного убийцу из романа Патрика Зюскинда «Парфюмер». 

Как в истории язычество и секуляризм способны временами объединяться и выступать единым фронтом против христианства, так и в романе они выступают заодно: Лэнгдон действует на стороне Жака Соньера и его внучки Софии.

Силы, представляющие язычество, в романе наиболее могущественны. Их деятельность окутана аурой интригующей таинственности. Это орден рыцарей-тамплиеров и его прямой наследник в современном мире - загадочный Приорат Сиона. То обстоятельство, что главами Приората у Брауна выступают в разные времена такие великие люди, как Сандро Боттичелли, Леонардо да Винчи, Исаак Ньютон, Виктор Гюго, Клод Дебюсси. Жак Кокто, свидетельствует о силе языческого соблазна. Получается, что даже гениальные художники и ученые, писатели и композиторы, жившие во времена, когда христианство безраздельно господствовало в Европе, не могли устоять перед искушениями язычества. Для Брауна это важно: он хочет преподнести это как одно из свидетельств истинности и неискоренимости языческих начал.

И язычество и секуляризм (в данном случае это Жак Соньер и Роберт Лэнгдон) пытаются доказать одно и то же: лживость Нового Завета. Да, не больше и не меньше: согласно их убеждениям, ни христианский Бог, ни Библия не являются носителями истины.

Основная мысль Брауна, которую он настойчиво проводит через весь роман, выглядит примерно так: «Истина на стороне язычества, поэтому оно непобедимо». Под «истиной» же подразумевается следующее:

·       Библия – это не Слово Божье, а сугубо человеческое творение, своего рода «историческая хроника смутных времен»;

·       Иисус Христос не Бог, а человек, хотя и выдающийся: «самый загадочный и харизматический лидер, которого видел мир»;

·       Истинное христианство имеет совсем иной вид, чем то, которое знает современный мир. Оно – религиозно-идеологический гибрид, смешанный с язычеством, и предназначенный служить одновременно как христианам, так и язычникам;

·       Отправную точку искажений, проникших в христианство и изменивших его суть, следует искать в политической воле византийского императора Константина, заставившего церковных иерархов утвердить на I Никейском соборе (325 г.) первую часть Символа Веры с определением божественности Иисуса Христа.

Чем же не устраивают Брауна Библия, евангельский Христос и история христианства? Ответ прост: своим антиязычеством и антифеминизмом. Сегодня вряд ли кто удивится, если феминистски всего мира вдруг начнут собирать средства на прижизненный памятник Дэну Брауну. Уж кому-кому, а им-то он точно угодил своим романом. 

«Код да Винчи» предстает как апология «священного женского начала». Согласно Брауну, люди сами придумали теорию первородного греха. В ее свете женщина предстала главной виновницей грехопадения. Впоследствии церковь подхватила эту мысль и сделала все возможное, чтобы максимально принизить роль и место женщины в социальной и духовной жизни.

То, что у истоков христианства стояли одни мужчины, Иисус и апостолы, - это искажение реальности. Ближайшим последователем Иисуса была женщина, Мария Магдалина. Она, будто бы, принадлежала к царскому роду, а блудницей ее объявила церковь, намереваясь посредством такого очернения отодвинуть в историческую тень.

Но самое главное, что составляет взрывную начинку романа, - это утверждение, будто Магдалина была женой Иисуса, что после Его крестной смерти она бежала в Галлию,  где у нее родилась дочь, и что  прямые потомки этого брака впоследствии заняли французский королевский трон, положив начало династия Меровингов.

Не будем углубляться в перипетии этого досужего вымысла. Для того, чтобы распространять подобные версии, не нужно обладать семью пядями во лбу. Достаточно быть неверующим беллетристом с более или менее развитым воображением. При наличии этих условий можно сочинить великое множество подобных историй. С равным успехом можно придумывать занимательные истории об аналогичном происхождении кого угодно - Наполеона, династии Романовых или самого Дэна Брауна.

Сомнительная формула сомнительного  успеха

Эпоха папы Иоанна Павла II заставила очень многих людей новым взглядом взглянуть на деятельность католической церкви. Время грубых нападок на нее осталось, казалось бы, в прошлом. На фоне общего, в целом благожелательного, отношения к ней всякие выпады против нее невольно привлекают внимание. Вряд ли будет ошибочным предположение, что Дэн Браун, тонко чувствующий конъюнктуру социальных умонастроений, руководствовался сколько-нибудь серьезными убеждениями в своих выпадах против Ватикана. В его позиции просматривается холодный расчет прагматика, прикинувшего, что в обстановке всеобщей благосклонности, грубые выпады против католической церкви – это еще один повод привлечь к себе внимание. Уж, по крайней мере, сотни миллионов католиков по всему миру вынуждены будут обратить на него свое внимание, убедившись в реальности намерения Брауна воткнуть анитклерикальный нож в спину Ватикану. Когда в толпе молящихся раздается крик богохульника, то взоры всех незамедлительно обращаются на него.

Существуют люди особого склада, которые рассуждают примерно так: «Пусть хоть ненавидят меня, но только бы не были равнодушны к моей персоне».  Позиция Дэна Брауна целиком вписывается в рамки этой психологической формулы. Бешеная жажда всеобщего внимания и сногсшибательного успеха сделала его готовым на все. Он, правда, избрал путь, менее опасный, чем тот, на который вступили авторы и издатели карикатур на пророка Мухаммеда. Католицизм XXI века не столь воинственен, как ислам. Возмездие в виде физической расправы Дэну Брауну не грозит, и он может достаточно спокойно наслаждаться, наблюдая нешуточную озабоченность на лицах католических священников, вынужденных в своих выступлениях защищать Христа и церковь.

Один из наиболее существенных факторов успеха романа Брауна – это время, когда он вышел в свет. Следует учитывать, что для западного мира, который когда-то был христианским, а затем, в ХХ веке стал называть себя постхристианским, настоящая эпоха – это нечто особенное. Ее суть иногда обозначают как переход от модерна к постмодерну. Смысл этого перехода в том, что массовое сознание, полностью утолившее и исчерпавшее свои богоборческие амбиции на протяжении ХХ века (эпохи модерна), начало потихоньку поворачиваться лицом к христианству и с некоторой надеждой посматривать в его сторону.

Приходит, а точнее, возвращается понимание того, что надеяться-то больше не на что и не на кого, кроме как на Бога. Человек, предоставленный самому себе и возомнивший, было, что он живет в антропоцентрической вселенной, сегодня достаточно близок к тому, чтобы раскаяться в своем опрометчивом самомнении. В этих условиях прежнее равнодушие ко всему, что связано с христианством, начало сменяться заинтересованным вниманием. То, что могло остаться незамеченным 20-30 лет назад, сегодня смотрится совсем иначе.

В этих условиях «Код да Винчи» просто не мог остаться за пределами массового спроса. Мы живем в эпоху, когда интерес к выдающимся личностям, великим деятелям мировой истории, весьма велик. Книги и фильмы о Цезаре, Клеопатре, Леонардо, Наполеоне, пользуются устойчивым спросом. И понятно, что личность такого масштаба, как  Иисус Христос, уже сама по себе служит приманкой для обывателей всего мира.

Наименее простительное в позиции Брауна - его цинизм. Он именно использовал Иисуса Христа как приманку. Почувствовав, что этого может оказаться маловато для достижения требуемого эффекта, он в духе его собственных героев, поместил эту приманку внутрь другой приманки – истории двусмысленных духовных блужданий Леонардо да Винчи. Затем упаковал все это в шкатулку интеллектуально-авантюрной фабулы. Получился триллер с бульварной теологией, феминистским религиоведением, фрейдистской эстетикой и еще многим другим, что представляет собой отклоняющиеся, девиантные формы развития духовной культуры.

Сегодня это кушанье на все вкусы проглатывают очень многие, начиная со студентов, движимых стремлением узнать, что это за штучка, «Код да Винчи», о которой кругом столько разговоров, и вплоть до серьезных профессоров, священнослужителей и  богословов, которые вынуждены читать роман, чтобы отвечать на вопросы все тех же студентов, либо же своих прихожан. Сетуя, что им приходится отрываться от более важных дел, они идут в книжные магазины, покупают роман и начинают его читать.

Между тем, как гласит немецкая пословица, из каждого свинства можно вырезать кусок ветчины. Христиане вполне могут извлечь из ситуации с опусом Брауна нечто положительное. На войне случается так, что захваченное в бою орудие разворачивается и из него открывается огонь по тем, кто им до этого владел.

«Код да Винчи» вполне может послужить делу распространения христианской веры. Ведь не секрет, что множество молодых людей, совершенно равнодушных к христианству, так и продолжали бы существовать вдали от него, если бы не этот роман. А тут вдруг, помимо их воли, они оказываются втянуты в разгоревшуюся дискуссию. Христианская проблематика, вопросы религиозной истории, бесконечно далекие от них, вдруг неожиданно приблизились к ним. Многие впервые услышали, что для христиан Иисус Христос – не только человек, не просто великий религиозный реформатор, но Бог. В результате в их сознании словно приподнялась какая-то задвижка, прежде заслонявшая Христа от них. Не исключено, что те разъяснения христиан касательно коллизий романа, которые они услышат и которые уже не будут им совершенно безразличны, заставят кого-то задуматься. Безразличие вполне может смениться заинтересованным вниманием. И даже если из ста человек, прочитавших роман, только один пробудится от духовной спячки, это уже будет победа Христа над тьмой.

Что же касается христиан, то досужие вымыслы Брауна им не страшны, как ни страшны были многочисленные ереси прошлого или совсем недавняя атеистическая пропаганда. Для них сила тех ударов, которые Браун попытался нанести христианству, не выше силы комариных укусов. Писателя даже трудно зачислить в ряды врагов христианства, поскольку он для этого не вышел калибром. Его статус – это положение клеветника, враля, эдакого современного  Мюнхгаузена.

Право на вымысел не тождественно праву на святотатство

Читатель должен помнить, что перед ним не культурологический трактат, а художественное произведение.  А это уже само по себе наделяет писателя презумпцией невиновности. Выступая в роли художника, он обладает правом на вымысел. Фантазия – его законный профессиональный инструмент.

Признавая все это, следует также учитывать, что художественная фантазия – это отнюдь не вседозволенность. Как заметил один мудрый классик, художник вправе изобразить золотые яблоки на яблоне, но изображать груши, растущие на яблоне, ему не следует. У фантазии есть свои пределы, за которые истинный художник никогда не переступит. Это ограничения трех видов – эстетические, нравственные и религиозные.  Их нарушения приведут в первом случае к безвкусице, во втором – к имморализму, в третьем – к богохульству и святотатству.

Надо отдать должное Дэну Брауну в том, что ограничения первого и второго рода он признает и их пределов старается не переступать. Но к религиозным ограничениям он отнесся крайне легкомысленно и опрометчиво, сам, очевидно, не подозревая на какой опасный путь вступил. Если свобода художника превращается в свободу кощунника, то она превращает его в орудие темных сил. Успех, купленный ценой святотатства, делает писателя заложником князя тьмы. Гонорары, приобретенные как плата за темный навет на Сына Божьего, весьма напоминают известные тридцать сребреников со всеми вытекающими отсюда последствиями…

Браун заодно с миром, лежащим во зле. Он потакает ему, стремится во что бы то ни стало угодить атеистам, язычникам, масонам, феминистам и многим другим. Мировому обывателю, уверенному в том, что он живет в условиях «постхристианской цивилизации», Браун попытался сказать о Христе то, что тому могло бы импонировать. А обыватели всех времен и народов, как известно, всегда хотели одного – чтобы великие люди походили на них и были бы во многих своих проявлениях так же мелки и ничтожны, как и они. Если Иисуса Христа, Сына Божьего невозможно никакими силами уличить в мелочности и ничтожности, то остается одно средство Его принижения – изобразить Его хотя бы простым, обычным человеком, имевшим жену, детей, последующее потомство. В данном случае это тоже принижение, и оно привносит в обывательское сердце чувство глубокого удовлетворения.

И все же, строго говоря, Брауну не удалось создать альтернативной модели истории христианства. Ведь альтернативность – это не просто некая вероятность реализации другого сценария исторических событий. Альтернативность – это модель, хотя и иная, но опирающаяся на те же самые исходные посылки, что и модель действительно реализовавшаяся. Здесь же мы имеем дело с изначально ложной посылкой, отвергающей истинность того, что сказано в Библии. Это обстоятельство заставляет определить то, что у Брауна претендует на право быть альтернативой, совершенно однозначно – как откровенную ложь, заслуживающую к себе соответствующего отношения.

В. А. Бачинин, доктор социологический наук,

профессор, главный  научный сотрудник

Социологического института РАН

Email (не публикуется)

Имя

Фамилия

Комментарий
 осталось символов

Отправить